Суть в том, что такая битва, «встречный бой» (meeting engagement), как мы сегодня говорим, подвержена всяческим случайностям, а потому её следует избегать, если только нет налицо численного превосходства – и притом очень, очень значительного. Это вполне ясно излагается далее: «Как мы не раз говорили, очень опасно решаться на генеральное сражение, даже если кажется совершенно ясным, что [наши силы] превосходят вражеские по числу…»
Альтернативой выступает «не-битва» или, точнее, эластичная защита, при которой врагу позволяют совершить вторжение (потому что невозможно надёжно защищать каждый участок длинного фронта), а затем перехватывают его на обратном пути домой:
Если они совершают набег в горах Тавра, чтобы награбить добычи, тебе нужно схватиться с ними в узких проходах этой горной области, когда они возвращаются домой и очень утомлены и, возможно, обременены добычей: животными и вещами. Тогда тебе следует расставить пращников и лучников на возвышенных местах, чтобы стрелять по врагу и таким образом подготовить конную атаку.
Следующее далее подробно изложено в особом руководстве, обычно известном под заглавием “De velitatione”, то есть «О стычках», которое рассматривается ниже. Но последнее сводится к анализу битвы на суше, тогда как Конституция XVIII оценивает всю угрозу в целом:
Сарацины в Киликии считают нужным тренировать всю свою пехоту для битвы на двух фронтах, то есть на суше, по дороге, ведущей в горы Тавра, и на море, посредством кораблей… Когда они не выходят в море, они ведут кампании против ромейских городов на суше.
Рекомендуемое средство весьма интересно: понять намерения арабов и затем поступить наоборот:
Ты… стратиг, должен следить за ними посредством верных шпионов… Если они ведут кампанию на море, иди по суше, если это возможно, и нападай на них на их же земле. Но если они намереваются вести кампанию на суше, тебе нужно посоветовать командующему [фемным] флотом Киверриотов взять дромоны под его началом и напасть на города близ Тарса и Аданы, лежащие на побережье. Ведь войско киликийских варваров не слишком многочисленно, ибо одни и те же люди воюют и на суше, и на море.
Оперативная логика очевидна: невозможно оборонять длинную линию границы, предотвращая нападения на каждой её пяди. Бывает так, что приходится позволить врагу где-нибудь вторгнуться, хотя это, конечно, нежелательно. Так что самый удачный ответ – предпринять асимметричное контрнаступление, благодаря которому можно застичь врага врасплох, атаковав его на суше в ответ на атаку с моря – и наоборот.
Автор проявляет похвальную скромность, заключая своё сочинение следующими словами: «Мы предложили Вашему Величеству эти правила. Возможно, в них нет ничего нового…» Как мы видели, это чрезвычайно скромно, потому что Конституция XVIII, несомненно, была новым ответом на новую угрозу. Богословская сторона этого ответа сказывается на всём протяжении текста, пересыпанного обращениями к Богу и проклятиями в адрес лживой религии. Они встречаются во всех византийских военных руководствах того времени, но образуют самую сердцевину двух увещаний – публичных речей, обращённых к воинам, которые приписываются сыну Льва, Константину VII Багрянородному, и содержатся в приложении к вышеупомянутой «Военной риторике» (“Rhetorica militaris”). Учёный император не водил своих людей в битву и, скорее всего, не обращался к ним с речью перед сражением; но, прежде чем попасть в разряд образцовых речей для византийских командиров, они вполне могли зачитываться перед солдатами по завершении сезона кампаний, когда главная забота заключалась в том, чтобы они возвратились весной в хорошей форме
[523].
Первая речь следует за победоносной кампанией, и соответственно этому она начинается с похвалы бойцам и их подвигам против хорошо вооружённых врагов с их «резвыми конями, которых невозможно догнать [арабских лошадей бедуинов]» и чьё вооружение было «непревзойдённым по мощи и по искусству изготовления»
[524]. Но они не смогли победить, потому что у них не было «одного важнейшего преимущества, под коим я разумею упование на Христа», который противопоставляется Велиалу или Мухаммаду и смело приравнивается к еврейскому Богу Псалмов в его самых воинственных проявлениях, за чем следуют ветхозаветные цитаты: «Чьё оружие опьянено кровью врагов
Его (ср. Втор 32, 42)… Кто опустошает крепкие города, превращая их в груду развалин (ср. Ис 37, 26)… Господь крепкий и сильный, Господь, сильный в брани (Пс 23, 8)».
Затем врага – Сайфа ад-Даулу, который уже называется своим династическим именем, Хамданид – поносят за тщеславие и хвастовство:
Он труслив… и нет у него надёжной силы… [но] он пытается вселить страх в ваши души, прибегая к хитростям и обманам. Вдруг он заявляет, что ещё одно войско идёт к нему, что союзники [на подходе]… или… огромное количество золота послано ему [взносы на джихад]. Он раздувает слухи, чтобы испугать своих слушателей
[525].
Этот пассаж интересен сам по себе. Как Сайф ад-Даула распространял свою пропаганду? Отправлял ли он агентов, чтобы вести её? Это вполне возможно: ведь граница была, конечно, проницаемой, в Сирии было немало христианских общин, туда и обратно постоянно курсировали купцы и паломники.
Затем бойцам сообщают, что это хвастовство само служит доказательством слабости:
Если бы можно было заглянуть в душу Хамданиду, вы увидели бы, сколько трусости, сколько страха угнетает её… не обращайте внимания на его выходки, но с упованием на Христа встаньте против супостата. Вы знаете, насколько это добродетельно – сражаться за христиан
[526].
Если это так, то почему же сам император отказывается от битвы? Он хочет сражаться, но не может, ибо такова воля Божия:
Сколь великое стремление, сколь великое желание воспламеняет мою душу… Я охотно предпочёл бы облачиться в панцирь, надеть шлем и, потрясая копьём в деснице, слушать звук трубы, зовущий в битву…
Но Бог велит ему вместо этого носить «венец и порфиру»
[527].
После обязанностей перед Богом и христианами речь заходит о наградах для офицеров и обычных бойцов: повышение в должности, подарки, земельные и денежные пожалования, доля в добыче; повышение в должности относится ко всем: «Стратиги, стоящие во главе меньших фем, будут переведены в большие… командиры тагм и других подразделений, сражавшиеся храбро, будут вознаграждены в соответствии со своими делами: одни станут турмархами, другие – клисурархами или топотиритами»
[528].
