Другие метают горшки с негашёной известью: разбиваясь, они испускают пыль [в действительности газ], удушающий врага… (54)
Железные шары, утыканные шипами, когда их метают на вражеские корабли, причиняют противнику немало хлопот, становясь серьёзной помехой дальнейшему сражению (55).
Прежде всего мы приказываем, чтобы горшки, уже наполненные воспламенённым греческим огнём, были запущены во вражеские корабли, потому что, разбившись, они станут причиной пожара (56).
Нужно применять также ручные сифоны, которые бойцы могут прятать за своими бронзовыми щитами; уже наполненные огнём, они могут быть разряжены во врага (57).
При помощи подъёмников можно обрушивать тяжести, жидкую горящую смолу и другие вещества на вражеские корабли, находящиеся вплотную к твоим боевым кораблям, после того как они будут протаранены (59).
Ты уничтожишь весь вражеский флот, если подведёшь свои корабли вплотную ко вражеским, а затем прикажешь другим нашим кораблям подойти и протаранить их с другой стороны; наши корабли должны медленно отойти, и тогда вследствие таранной атаки вражеские корабли могут быть затоплены. Будь осторожен: как бы того же самого не случилось с тобой. Кроме того, гребцы на нижней палубе должны метать длинные копья (или колоть ими?) через отверстия для вёсел (60).
Кроме того, ещё более необходимо, чтобы боевые корабли оснащались надлежащими устройствами, позволяющими затопить вражеские суда водой с нижнего ряда гребцов (61).
Возможно, последнее замечание относится к насосам или даже к сифонам, предназначенным для того, чтобы закачивать воду во вражеские корабли.
Следующий пассаж весьма любопытен, потому что он верно предвосхищает то, что действительно произошло впоследствии:
Есть и другие военные стратегии, изобретённые древними, которые трудно описать из-за их сложности; а здесь лучше совсем не упоминать их, чтобы о них не узнал враг, который может использовать их против нас. Когда военные хитрости становятся известны, враг без труда может раскусить их и разработать далее (62).
И действительно, этот текст был переведён на арабский язык
[579]. Закончив разговор о больших кораблях, Лев VI переходит к теме необходимости в меньших судах:
Нужны также меньшие и более быстрые боевые корабли, способные захватить преследующих их врагов, в то время как сами эти корабли невозможно ни захватить, ни атаковать. Эти корабли нужно держать в резерве для особых ситуаций. Тебе нужно снарядить большие и малые корабли в зависимости от того, с каким врагом ты сражаешься. Флоты сарацин и скифов [руси, славян] отличаются друг от друга: сарацины охотнее используют большие и медленные военные суда, тогда как скифы применяют лёгкие, малые и быстрые корабли. Ведь они добираются до Чёрного моря, спускаясь по рекам, поэтому не могут пользоваться слишком большими судами… (67)
Далее следует тема управления личным составом, особенно важная, поскольку вполне могла случиться нехватка и моряков, и морских пехотинцев, и даже целых корабельных экипажей, при том что арабы-мусульмане также испытывали острую нужду в моряках и морских пехотинцах, а также в средствах их вознаграждения:
По окончании войны ты должен справедливо распределить добычу, устроить угощения, трапезы и пиршества; тебе нужно отличить наградами и почестями тех, кто вёл себя геройски, и строго наказать тех, кто вёл себя недостойно воина (68).
В заключение опять подчёркивается значение «человеческого фактора»:
Множество кораблей будет бесполезно, если у членов их экипажей не будет храбрости, даже если враг немногочислен, но отважен. Война не измеряется количеством людей. Сколько вреда несколько волков смогут причинить многочисленной отаре овец! (69)
Военно-морские силы в византийской стратегии
На суше даже самых тренированных бойцов, применяющих наилучшие тактические приёмы, может растоптать простая толпа вооружённых людей, если она достаточно многочисленна. Не так обстоит дело на море, где ни один военный корабль вообще не может действовать без необходимого минимума тренированных членов экипажа и где хорошо обученный флот может возыметь преимущество над любым числом не способных к действиям или плохо снаряжённых вражеских бойцов.
Поэтому качественное превосходство флота империи было чревато более серьёзными последствиями, чем в случае сухопутных сил: оба рода войск могли качественно превосходить противника, но лишь в случае военно-морского флота это относительное превосходство могло обернуться полным уничтожением вражеского флота. Это было тем более верно потому, что внутренние земли империи, главным образом Анатолия и Балканы (после потери Египта), были куда менее важны экономически и политически, чем приморские равнины и города, включая, конечно, Константинополь, большие острова – Крит, Кипр и Сицилию, многочисленные малые острова Эгейского моря, а также гористые полуострова, подступ к которым был затруднён со всех сторон, кроме моря.
Кроме того, путешествия по суше, по прибрежным равнинам, были бесконечно долгими: как из-за изгибов и поворотов береговой линии с бухтами, заливами и бухточками, так и потому, что даже прямые расстояния были громадны – в шестом веке, когда завоевания Юстиниана расширили изначально доставшуюся империи долю южного побережья Средиземного моря за Кирену (ныне восточная Ливия) вплоть до Тингиса (Танжера), тем самым охватив всё североафриканское побережье, на преодоление более четырёх тысяч километров понадобилось бы около трёх месяцев, причём было бы убийственно дорого или просто невозможно перевезти на такое расстояние товары на повозке или на вьючных мулах. За исключением благовоний, пряностей, драгоценных камней и прочей «экзотики» любая торговля, кроме самой локальной, неизбежно шла морем – а для того, чтобы мореплавание протекало в условиях разумной безопасности, нужен был военно-морской флот.
Но безопасность – это такое удобство, которого на море никогда не было. В 960 г. Крит был отвоёван у мусульман будущим императором Никифором Фокой, но две прежние экспедиции, в 911 г. (возможно, сначала в Сирию) и в 949 г., потерпели поражение. Случилось так, что списки участников этих кампаний сохранились как приложение к компиляции, ныне известной как трактат Константина Багрянородного «О церемониях» (“De cerimoniis”), и они дают некоторое представление о том, на что была способна империя в те времена, собирая экспедиционную армию
[580]:
