Однако, несмотря на все эти недостатки, фискальная машина, унаследованная Византией, имела одно решающее достоинство: она работала и год за годом, более или менее автоматически, поставляла в казну огромные суммы, главным образом в золоте. Этот поток поступлений шёл на покрытие расходов имперского двора и всей гражданской бюрократии, но большая их часть использовалась на содержание войска и флота. В результате сама циркуляция золота стимулировала развитие византийской экономики: чиновники, воины и моряки, получавшие жалованье, тратили свои деньги и тем самым создавали «ликвидный рынок» для земледельцев, ремесленников и всевозможных профессионалов, которые таким образом получали золото для уплаты налогов и для удовлетворения собственных рыночных потребностей
[13].
Со стратегической точки зрения наиболее важным следствием упорядоченного налогообложения было содержание регулярной армии. В то время как враги Византийской державы по большей части вынуждены были довольствоваться племенным ополчением, добровольческими отрядами, лихими людьми или угнетёнными крестьянами, копавшимися на своих полях, чтобы обеспечить себя скудным пропитанием, византийцы могли позволить себе круглый год держать имперских воинов на жалованье и служилых моряков – хотя, как мы ещё увидим, имелись и «частично занятые» резервисты.
Это обстоятельство позволило возродить вторую существенно важную составляющую римской военной политики, которая в самом Риме разложилась уже к пятому столетию. Речь идёт о систематическом индивидуальном обучении новобранцев наряду с регулярными тактическими учениями воинских соединений и формирований. Это замечание может показаться само собой разумеющимся: что же ещё делать «служилому» солдату в регулярной армии? Но большинство тех, кто воевал с византийцами, не были «служилыми» воинами, они были «призывниками», набранными для сражений без специальной подготовки. У одних был огромный (пусть и ограниченный) боевой опыт, доставшийся им по традиции, у других же никакого опыта не было. Кроме того, военная подготовка как непрерывная деятельность требует не только наличия регулярной армии, но и высокой степени профессионализма. Даже сегодня большинство из ста пятидесяти с чем-то существующих в мире армий (и больших, и малых) из рук вон плохо обучают своих новобранцев. Последним обычно отводится недели две на инструктаж, посвящённый ношению формы и правилам поведения, муштре в казарме и строевой подготовке на плацу, а также стрельбе из личного оружия. После этого новобранцев определяют в воинские подразделения, которые время от времени участвуют в упражнениях, носящих по большей части ритуальный характер; очень редко их объединяют в формирования для выполнения манёвров. В реальной обстановке проявилась бы только неподготовленность каждого из солдат; поэтому куда большее предпочтение отдаётся показухе на плацу. (Однажды я стал свидетелем километрового марша батальона из 42 танков, которые умудрялись держать построение с точностью до дюйма: недели тренировок были потрачены на бесполезное шоу!)
В течение столетий византийское войско и флот то приходили в упадок, то восстанавливались, но выживание Византии в условиях постоянных войн, часто против численно превосходящего противника, было бы невозможно без весьма высокого уровня военной подготовки. Для Византии весьма характерно, что в 626 г., когда державе самым непосредственным образом угрожали объединённые силы Сасанидской Персии и авар (и те, и другие находились тогда на пике своего могущества), спасительным средством, применённым императором Ираклием (610–641 гг.), стало дерзкое контрнаступление, а началось всё с усердных тренировок:
[Ираклий] в провинциях набрал войско и к нему присоединил новобранцев. Начал упражнять их и приучать к военным действиям; разделивши войско на две стороны, приказал им делать ряды и бескровные нападения друг на друга, приучал их к военному крику, к шуму и возбуждению, чтобы на войне они не пугались, но смело и как бы на игрище шли против неприятеля
[14].
Подобно своим нынешним коллегам и в отличие от традиционных воинов византийские воины были, как правило, обучены сражаться по-разному, в соответствии с особой тактикой, приспособленной к данной местности и к непосредственному врагу. В этой простой установке и заключался один из секретов выживания Византии. В то время как уровень мастерства противника мог быть самым разным, византийские воины шли в бой, обладая боевыми навыками, усвоенными через обучение, причём навыки эти можно было совершенствовать благодаря дальнейшей тренировке применительно к любым обстоятельствам. Благодаря этому византийские воины, их подразделения и войска были гораздо более разносторонними, чем их противники, владевшие лишь традиционными воинскими навыками своего племени или народа, усвоенными от старших через подражание и с трудом поддающимися переменам. Описывая сражение на реке Недао (Недава) в 454 г., где гунны потерпели сокрушительное поражение от своих восставших подданных-германцев, готский историк Иордан писал:
Можно было видеть и гота, сражающегося копьями (contis), и гепида, безумствующего мечом, и руга, переламывающего дротики в его [гепида?] ране, и свава, отважно действующего дубинкой, а гунна – стрелой, и алана, строящего ряды с тяжёлым, а герула – с лёгким оружием
[15].
Конечно, готы могли также сражаться мечами, а гепиды – копьями; точно так же и классические римские трёхчастные вспомогательные войска, состоявшие из балеарских пращников, лучников-критян и копейщиков-нумидийцев, могли пользоваться и другими видами оружия. Но в то время как противники византийцев шли в бой с одним или двумя характерными для них видами оружия, будь то колющее копьё, меч, метательное копьё, дротик, праща, пика или составной лук с обратным изгибом, к шестому столетию византийские войска, как мы увидим в дальнейшем, были обучены сражаться любым из этих видов оружия. В личной схватке это давало им очевидное превосходство над большинством врагов, с которыми они сходились в битве, а наряду с упражнениями в боевых соединениях наделяло византийские войска большей тактической и операционной гибкостью.
