Снова дома, там, где ей и следует быть.
Они прошли в гостиную, где стояло пианино, и миссис Шиндлер села за него. Пианино было слегка расстроенным и звучало излишне резко, но это им не помешало спеть старые любимые песни: «Дом, милый дом», «Озеро Ломонд», «Колыбельную» и «Мальчика Денни». Последнюю Мейбл Кокрейн пела со слезами на глазах.
Могла бы она полюбить такую жизнь, будь она благополучна и ограждена от невзгод рядом с хорошим мужчиной? Взглянув на Бейли, она увидела, что он пристально смотрит на нее своими выразительными черными глазами, и ощутила в груди томление. Ее к нему влекло, словно кусочек металла к магниту. Она почувствовала, что у нее на щеках появился румянец.
Нужно было уходить, пока она здесь не опозорилась.
– Хочу поблагодарить вас за этот замечательный ужин и такое приятное общество, – сказала она ему негромко и направилась к двери, не желая портить вечер.
– Я вас провожу домой, на улице уже темно. Или лучше вызову вам кеб.
– Не желаю даже слышать об этом! Свежий воздух нам с Родабель пойдет на пользу. Благодарю вас, мистер Бейли, за приглашение и за вашу доброту.
– Нет, я настаиваю. Вечеринка продолжится и без меня, я знаю своих сотрудников. А я провожу вас домой.
Она стояла в холле, пока служанка несла ей плащ и шляпку. Затем появилась готовая идти домой Родабель, и Бейли набросил плащ Грете на плечи.
– Спасибо, что пришли.
Грета ощущала запах помады на его волосах, табака в его дыхании и еще чего-то такого, что она не могла определить. Что-то мужественное и загадочное. Эта смесь ароматов дурманила ей голову.
Все трое пошли вниз по склону, по тихим безлюдным улицам. Свечи мерцали за стеклами окон, где люди веселились за праздничными столами, но когда они приблизились к реке, она услышала песни, распеваемые пьяными голосами, и крики, доносящиеся из пивных на берегу. Там, внизу, был совсем иной мир – мир грубых мужчин и женщин. Небо прояснилось и было усыпано звездами, почти полная луна висела над головой. Когда они подошли к крыльцу дома, где жили Грета и Родабель, девочка бросилась вперед, чтобы отпереть дверь и зажечь лампы.
Остановившись, Грета обернулась и посмотрела ему в лицо, чтобы еще раз поблагодарить Бейли. Улыбка на его губах ее обезоружила, и на миг ей показалось, что вот-вот что-то произойдет, но потом, шагнув назад, она поскользнулась на подмерзшей луже. Подавшись вперед, он подхватил ее, и при виде его серьезного лица, на которое падала тень, ее дыхание участилось.
Грета не сопротивлялась, когда он ее поцеловал. Его губы прильнули к ее губам, и она задрожала, ощутив его прижавшееся к ней тело. Нет, нет! Ее плоть отзывалась и говорила ей то, что ее ум слышать не желал. Ей хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Грету охватило такое дикое желание, какого она не испытывала прежде, и она наслаждалась его прикосновениями. Они страстно целовались, и у нее начали подкашиваться ноги. Сейчас ей хотелось лишь одного: забыться в его объятиях, утонуть в глубине этой страсти, но все же она нашла в себе силы вдохнуть, вынырнуть на поверхность и, справившись со своими чувствами, обрести некоторое подобие благоразумия.
Она отстранилась как раз в ту секунду, когда в открытых дверях появилась Родабель. Грета едва стояла на ногах.
– Спокойной ночи, мистер Бейли, и спасибо за все.
Она держалась за перила крыльца, в смятении поднимаясь по ступеням.
Позже она лежала без сна, снова и снова воскрешая в памяти его объятия, поцелуй, то наслаждение, которое она испытывала от близости его тела. Никогда ничего подобного она не ощущала с Эбеном. Это было нечто за пределами всего ей известного, какой-то безумный вихрь, самое волнующее из всего, что ей до сих пор пришлось пережить.
Если она испытала такие ощущения от одного лишь поцелуя, то что говорить о большем? Ее тело хотело познать его. Как бы отозвалась ее плоть… если бы они?..
Она запретила себе думать об этом. Бейли помолвлен. Ему не следовало вести себя таким образом, будучи уже несвободным. Неужто он позволил себе такое с нею потому, что она бедная одинокая вдова и от него зависит? Неужели его приглашение – это только уловка, чтобы заставить ее уступить его домогательствам?
Он что, планировал это соблазнение заранее? Он хочет сделать ее своей любовницей? Как она могла быть такой дурой, думая, что его интерес к ней бескорыстен? Внезапно ее желание обратилось в гнев. Как смел он такое с ней делать, пользуясь ее слабостью? Он считает ее дешевкой, способной клюнуть на его фальшивую дружбу? Грета Костелло никогда не была легкодоступной и никогда не будет. Пусть убирается ко всем чертям!
41
Когда разошлись все гости до последнего, Джем продолжал расхаживать по комнате, не желая ложиться спать. Что он наделал? Что затуманило ему голову – вино, вечер, праздник? Или ему просто стало жалко вдову с безмерной тоской во взгляде, когда они пели песни своей родины? Он воспользовался моментом их обоюдной слабости, не упустил возможности попробовать на вкус ее губы, ощутить ее отклик и теперь не чувствовал ничего, кроме стыда.
Прекрасная Эффи была женственной и грациозной. И все же Грета пленяла его чем-то таким, чего очаровательной Эффи недоставало. Несмотря на печать забот и горя на лице и сильный акцент, Грета притягивала к себе. Она обладала прелестью иного рода. Может быть, он чувствовал, что должен уделять ей внимание и оказывать помощь из-за случившегося со Слингером? Или это она насылает на него чары, пробуждающие в нем сладострастие? Не пытается ли она втянуть его в отношения, которые закончатся слезами?
Одно он знал наверняка: такое повториться не должно. Он больше не будет проводить с ней время наедине и на Рождество непременно уедет в Клинтон. Ему следует извиниться перед ней за свое неподобающее поведение. Он напишет Грете покаянное письмо и постарается держаться от нее подальше.
Джем мог гордиться собой. Он был справедливым начальником, честным судьей для своих подчиненных и всегда старался выслушать обе стороны конфликта. В Маскатине его все уважали. О чем, черт возьми, он думал, целуя беззащитную женщину, давая ей повод надеяться, что у их отношений есть будущее? Многие сочли бы содеянное им равносильным предложению. Что, если она расценила это как попытку сближения? Что, если Эффи станет об этом известно? Она не заслужила предательства с его стороны. Это нужно прекращать, и немедленно.
Черт бы побрал этих Слингеров – сначала муж, а теперь вот жена выбивает его из привычной колеи. Он будет обходить ее дом стороной. Жемчуг ей будет носить Марта, значит, ему не придется с ней видеться. Получив его письмо, она поймет, что ей не стоит на него рассчитывать. Впрочем, он мог бы помочь ей и ее служанке уехать из Маскатина, поспособствовать их возвращению домой, но это не должно выглядеть так, будто он пытается откупиться от нее.
– Вы бледны, мисс Грета, – заметила Родабель, плюнув на утюг, чтобы узнать, насколько он горячий.
