Если нам позволят, мы будем жить в новом мире.
Мы молча танцуем. Никто из нас не произносит и слова, мы просто танцуем, слушаем песню, обняв друг друга.
От объятий мы переходим к поцелуям. Я хочу его, он хочет меня, и мы хотим продолжить заняться тем, что нам вчера помешали закончить. Но внезапно звонит мобильный телефон Эрика. Я закатываю глаза и сердито возмущаюсь:
– Кто теперь нам звонит?
Он улыбается. Он понимает мое разочарование. Целует меня и отвечает на звонок. Разговаривает с кем-то и сразу же выходит из комнаты. Ничего не понимая, надеваю халат и, когда спускаюсь на первый этаж, наблюдаю, как Эрик открывает входную дверь, через которую виден свет фар приближающейся машины.
– Кто это приехал?
Но прежде чем он успевает ответить, ко входу подъезжает такси, и я теряю дар речи, когда вижу того, кто из него выходит. Мать моя дорогая, что сейчас будет, когда сестра увидит здесь мексиканца.
Я смотрю на Эрика, он смотрит на меня и говорит:
– Прости, дорогая, но пусть гормоны твоей сестры проглатывает тот, кто был причиной их возникновения.
От его комментария я начинаю смяться. Вместо того чтобы рассердиться, я умираю со смеху!
– Где эта женщина?
И, прежде чем мы с Эриком успеваем ответить, раздается:
– Как ты осмелился приблизиться ко мне, клянусь, что я расшибу тебе голову.
Это моя сестра!
Разворачиваюсь и вижу ее посреди вестибюля, держащую в руке стакан с водой. Я хочу подойти к ней, но муж меня сдерживает. Я протестую.
– Эрик…
– Не двигайся, малышка, – шепчет он, и я повинуюсь.
Приковав свой взгляд к Ракель, Хуан Альберто, не страшась за свое здоровье, проходит мимо нас, подходит к ней и, не прикасаясь к ней, говорит:
– Ты сейчас же поцелуешь меня и обнимешь.
Она, недолго думая, выплескивает ему воду в лицо.
Вот это да! Отличное начало.
Он ее не останавливает, поэтому в следующее мгновение она бросает ему в лоб стакан.
Вместо того чтобы разозлиться, мексиканец делает еще один шаг вперед и говорит:
– Спасибо, сладкая моя. Вода освежила мои мысли.
Ракель вздымает брови.
Ух… это плохо…. Очень плохо…
– Чувак, ты сейчас же уйдешь туда, откуда пришел, – выпаливает она.
Хуан Альберто ставит сумку, которую держал в руках, и отвечает:
– Почему ты не отвечала на мои звонки? Я чуть с ума не сошел, дозваниваясь тебе, моя королева. Прости меня за то, что я наговорил тебе в последний раз. Меня охватила зверская ревность, когда я представил себе то, чего не было на самом деле, но я люблю тебя, моя красавица. Люблю и хочу быть с тобой, и чтобы ты меня любила.
Черт… это так похоже на «Безумную Эсмеральду».
Сестра обмякла. С каждым его прекрасным и сладким словом она в считанные секунды тает. Она – неисправимый романтик, и я знаю, что все, что сейчас говорит Хуан Альберто, проникает в самое ее сердце.
Но меня приводит в замешательство ее пассивность перед мужчиной, которого, как я знаю, она любит, и тот добавляет:
– Я знаю, что ты беременна и что ребеночек, которого ты носишь, мой. Мой ребенок. Наш ребенок. И я буду благодарен всю жизнь своему другу Эрику, который позвонил мне и сообщил об этом. Почему же ты не сказала мне об этом, моя королева?
Ракель смотрит на Эрика испепеляющим взглядом.
Я ее понимаю. В подобной ситуации я сделала бы то же самое.
Мой муж, глядя на нее, пожимает плечами и уверенно произносит:
– Прости, свояченица, но кто-то должен был сообщить об этом его отцу.
Напряжение такое, что можно резать ножом. Я молчу. Сестра тоже молчит, и тогда, подойдя к ней еще ближе, Хуан Альберто сладким голосом мурлычет:
– Ну, скажи мне это, моя красотка. Скажи то, что мне так нравится слышать из твоих сладких уст.
У Ракель опять задрожал подбородок. Она терпит боль. Я боюсь наихудшего. Что она зарядит стакан прямо ему в голову… Но вдруг, вопреки всем прогнозам, она морщит носик и говорит:
– Я… Я съем тебя с помидором.
Хуан Альберто заключает ее в свои объятия, она обнимает его и они целуются.
Широко раскрыв глаза, я таращусь на них. Что это здесь только что произошло?
Эрик, подняв меня на руки, приказывает мне молчать и относит меня прямо в нашу спальню. Когда мы входим туда, он, не отпуская меня, снова включает песню, под которую мы танцевали и, глядя на меня с вожделением, шепчет:
– А теперь да, малышка. Теперь нам позволят.
Я сияю улыбкой. Наконец-то все, абсолютно все, в порядке. Целую его и похотливо произношу:
– Раздевайся, сеньор Циммерман.
Эпилог
Подобно моей сестре, Хуан Альберто тоже оформил экспресс-развод и организовал экспресс-свадьбу.
В августе вся семья собирается на «Вилле Смугляночке», где мы празднуем на высшем уровне чудесную свадьбу, с которой совмещаем крестины Эрика-младшего. Решаем сделать это сразу, потому что будет нелегко собрать всех еще раз, а нам не хочется, чтобы кто-то это пропустил.
На этот раз по случаю свадьбы мы объединяем Мексику и Испанию, а по случаю крестин – Германию и Испанию. Друзья отца подшучивают, говоря, что наша семья словно ООН.
Декстер и его мать пели ранчеры, а мой отец и Бичарон затянули булериас. Но не найти слов, чтобы описать момент, когда Пачука пустилась в пляс под румбу и завела такую потасовку, что танцевал даже городской голова.
Каким же непревзойденным весельем мы, испанцы, отличаемся!
Мы все чудесно отмечаем праздник, и Ракель без ума от счастья! Она этого заслуживает. Она снова замужем, влюблена в подходящего для нее мужчину, и, как того и следовало ожидать, в перспективе они будут жить в Испании. Конкретнее – в Мадриде. Хуан Альберто все устроил для переезда. Для него на первом месте она и его ребенок. Он никогда в этом не сомневался.
Отец не нарадуется. Он гордится своими дочерьми и зятьями. По его мнению, Эрик и Хуан Альберто – истинные мужчины, которых видно по обуви, они ответственные и здравомыслящие. Вот так вот!
Стоит лишь посмотреть на него, чтобы понять, что он наконец-то невероятно счастлив. Нам не хватает мамы, но мы знаем, что она там, на небе, радуется нашему счастью и так же довольна, как все мы.
Из Швейцарии приехали Фрида, Андрес и маленький Глен. У них все хорошо, и я потешаюсь, когда Фрида рассказывает мне, что они встретили в Швейцарии тех, с кем можно поиграть.
Бьорн приехал один. Но один, в прямом смысле слова, он был лишь первые пять минут. Подруги моей сестры, да и мои подруги тоже, стали пускать слюнки перед немецким денди. Они все были сражены его обаянием, и теперь они все его. Бьорн просто неподражаем!
