– Не то слово.
Отрицать это было бы самой страшной ложью в мире. Мы, словно завороженные, наблюдаем, как Анита танцует сальсу с этим аргентинцем. Внезапно рядом со мной оказывается Эрик:
– Джуд, твой напиток.
Принимая бокал, понимаю по его взгляду, что он слышал наш разговор и сейчас сердится.
Ах, мой мальчик, он меня ревнует.
Я улыбаюсь, а он – нет.
Подхожу к нему, целую и шепчу:
– Мне нравишься только ты.
– И Масимо, – хмыкает он.
В конце концов, расцеловав Эрика, я добиваюсь от него улыбки, и он целует меня. Когда мы все начинаем болтать, замечаю, что Эрик и Декстер перекидываются взглядами, когда мимо них проходит привлекательная женщина. И смеюсь про себя. Не могу на них сердиться. Я же не слепая.
Эрик платит за очередную порцию мохито. Вдруг звучит одна песня, и почти все кричат:
– Куба!
Эрик с удивлением смотрит на меня. Я начинаю медленно вилять бедрами в такт музыке, и муж сканирует меня своими голубыми глазами. Ему нравится мое короткое платье, которое я купила во время медового месяца. Соблазняя его, говорю:
– Давай. Пойдем танцевать.
Мой мальчик делает большие глаза и отрицательно машет головой.
Ему осталось лишь сказать мне: «Ни за что на свете!»
Мы вернулись в Германию, и, похоже, из его поведения исчезла естественность, которая была во время медового месяца. Очень жаль.
Мне так нравился раскованный Эрик. Он серьезно смотрит на меня и, видя, что я не прекращаю танцевать, говорит:
– Иди на танцпол.
Горя желанием потанцевать и спеть песню группы Orishas, выхожу на танцпол и танцую вместе с друзьями. Мы медленно и сексуально двигаемся. Музыка проникает в наши тела, и мы подпеваем:
Представляю, представляю
Кубу orishas тайно из Гаваны?
Представляю, представляю
Кубу, хэй, моя музыка.
Танцпол заполняется.
Танцуя, мы все горланим эту песню. Эрик не спускает с меня глаз. Он следит за мной. Он недоволен.
Приходит мой друг Рейналдо. Он замечает Эрика и спешит поздороваться с ним. Они улыбаются друг другу. Мой блондин знакомит его с Декстером и Грациэлой, показывает ему, где я. Рейналдо, с его широкой кубинской улыбкой, бежит на танцпол и, обхватив меня за талию, начинает танцевать под эту горячую музычку.
Представляю, представляю
Кубу orishas тайно из Гаваны.
Смотрю на Эрика и понимаю, что ему нисколечко не нравится, как мы вытанцовываем. Вдруг подпрыгиваю, и после этого начинает подпрыгивать весь танцпол, продолжая горланить песню:
Ты узнаешь, что в румбе – смысл жизни,
Что приятный гуагуанко
[17] хорошо слился
В моей старой и прекрасной Гаване с ощущением завтрашнего дня.
И все это представляешь ты, Куба-а-а!
[18]Все присутствующие оживленно поют и танцуют. Когда песня заканчивается, диджей меняет ритм, и я возвращаюсь к мужу, умирая от жажды. Беру мохито и делаю огромный глоток.
– Солнце мое, ты не танцуешь?
Эрик долго на меня смотрит… смотрит и, увидев, что я вся вспотела, спрашивает, убирая волосы с моего лица:
– С каких это пор мне нравится танцевать?
Превосходный ответ. Не хочу спорить и напоминать ему, что во время медового месяца он танцевал все, что хотел, и даже более, поэтому не зацикливаюсь и, обняв его за шею, мурлычу:
– Ладно, тогда поцелуй меня. Это ведь тебе нравится, правда?
Наконец-то он улыбается!
Целует меня, и мы наслаждаемся друг другом. Вскоре меня одергивает Марта и снова тянет на танцпол, где мы начинаем танцевать под «Bemba colorа». Эрик снова мрачнеет. Ему явно не нравится «Гуантанамера».
Грациэла наблюдает за нами, и я делаю ей знак присоединиться к нам. Она, не раздумывая, выходит на танцпол, виляя бедрами.
Эрик с Декстером переглядываются и вздыхают.
Ох уж и парочка!
Тут же присоединяются Рейналдо, Анита, Артур, еще пара кубинских друзей и Дон Идеальное Тело.
Мать честная! Вблизи аргентинец еще привлекательнее.
Я не первый раз в этом клубе и знаю, как нужно танцевать под эту песню. Все становятся в круг и в центре, пара за парой, показывают свои способности в этом прекрасном пылком танце. Мы с Мартой, словно безумные, вытанцовываем и выкрикиваем: «Сахарок!»
Когда песня заканчивается, я возвращаюсь к Эрику. Мне опять хочется пить. Он с неловкостью смотрит на меня и спрашивает:
– И так будет всю ночь?
Вижу, что Декстер говорит что-то Грациэле, и та закатывает глаза. Поворачиваюсь к своему нелатинскому парню и, выпив огро-о-о-о-омный глоток вкуснейшего мохито, спрашиваю:
– Тебе не нравится тусовка?
На лице у него написано, что он не понял это слово. Я продолжаю:
– Тебе не нравится здешнее веселье?
Эрик, точнее, Айсмен, осматривается и со всей своей сокрушительной серьезностью отвечает:
– Нет. Мне ничего здесь не нравится. Но тебе – да, ведь так?
Покончив с мохито, смотрю на него. Знаю, что ему это не понравится, и все же отвечаю:
– Ты же это знаешь, любоф моя.
У него вздымаются крылья носа.
Ва-а-а-а-у-у-у-у, как это возбуждающе!
Придвинувшись к нему, шепчу:
– Когда ты такой собственник, то заводишь меня, словно «Дукати»
[19].
Приклеиваюсь телом к нему. Даже на каблуках я достаю только до его носа. Эрик не шевелится, лишь смотрит на меня. Начинаю медленно двигаться в такт музыке. Чувствую его эрекцию и, целуя, спрашиваю:
– Хочешь, поедем домой?
Он, не раздумывая, кивает, заставляя меня улыбнуться.
Когда мы приезжаем домой, часы показывают уже четверть третьего ночи. Прощаемся с Декстером и Грациэлой. Войдя в комнату, Эрик все еще хмурится.
Из-за мохито я чувствую себя немного шкодницей и, подойдя к нему, говорю:
– Послушай, любимый…
