Эрик ухмыляется. Я с улыбкой добавляю:
– Эти бутылочки с розовыми наклейками просто убийственны!
Смеясь, мы присаживаемся выпить с ними бокальчик, и пока Эрик перекидывается парой слов с Декстером, Грациэла поворачивается ко мне и шепчет:
– Если раньше этот мексиканец мне нравился, то теперь он сводит меня с ума.
– У вас все хорошо?
– Более чем! Великолепно!
Я рада. Думаю, иногда любовь бывает огромной-преогромной! И это – один из таких случаев.
Минут через пятнадцать прощаемся с влюбленными и идем к себе в комнату. Мы устали. Раздеваемся и ложимся в кровать. Эрик ласково ворошит мои волосы. Он знает, что я обожаю это.
– Засыпай, малышка, – шепчет он.
Сворачиваюсь клубочком в его объятиях и засыпаю счастливая.
Глава 13
Два дня спустя я чувствую себя разбитой.
У меня болит живот – видимо, скоро начнется менструация.
Ненавижу, когда мне так плохо. Почему со мной все именно так, тогда как мои подруги даже не подозревают о такой боли?
Иду в туалет – отпустило. Выйдя, принимаю обезболивающее. Меня расслабят таблетка и музыка. Беру iPod, надеваю наушники и слушаю:
Меня называют безумцем, за то что не замечаю, как мало ты мне даешь.
Меня называют безумцем, за то что прошу у луны за окном о тебе.
Закрываю глаза, и голос Пабло Альборана, как всегда, расслабляет меня. В конце концов я засыпаю.
Меня будят нежные и сладкие поцелуи. Открыв глаза, вижу перед собой Эрика. Снимаю наушники и слышу:
– Привет, малышка. Как ты?
– Плохо… Чертовски плохо, – шепчу я.
Он сразу напрягается. Увидев выражение его лица, поясняю:
– Началась менструация. Эта боль меня убивает.
Эрик понимающе кивает. В предыдущие месяцы он уже убедился в этом, поэтому говорит:
– Есть очень хорошее немецкое средство от такой боли.
– Какое? – спрашиваю с надеждой.
Я согласна на любое средство, лишь бы не испытывать этой мерзкой боли.
– Забеременеть. Ты забудешь о боли практически на год.
От его шутки мне вовсе не смешно.
Он смеется. А я – нет.
Мне хочется врезать ему. Дать ему в челюсть? Или не дать?
Все же сдерживаю свой первобытный импульс и, изнемогая от боли, говорю:
– Оборжаться, сейчас лопну со смеху.
– Разве ты не считаешь, что это отличное средство?
– Нет.
– Маленькая смугляночка с твоими глазками… твоим носиком… твоими губками…
– Я тебе уже все сказала, – ворчу я.
Эрик хохочет и, чмокая меня, добавляет:
– Она будет красавицей. Я это точно знаю.
– Будь и ты… умницей.
– Если бы мог, то сделал бы это.
Я гляжу на него и чешусь.
– Смотри, что с моей шеей. Может, прекратишь?
Терпеть не могу, когда он так смеется. Этот дурацкий смешок… Беру подушку и изо всей дури бью его по голове.
О… о… Я себя знаю. Если он будет и дальше так смеяться, задушу его.
Его смех становится громче. Испепеляющим взглядом смотрю на него и цежу сквозь зубы:
– Будь так любезен, выйди и оставь меня одну, чтобы мне стало легче.
– Любимая, не сердись.
Однако мой порог толерантности в ситуациях, подобных этой, равен нулю. Не глядя на него, отвечаю:
– Значит, закрой пасть и уйди.
Эрик сдается. Он знает, что во время месячных я не понимаю юмора. Чмокнув меня в макушку, уходит. Я закрываю глаза, снова надеваю наушники и пытаюсь расслабиться, на этот раз под надломленный голос Алехандро Санса. Нужно, чтобы эта боль прошла.
В пятницу в Мюнхене объявляется Хуан Альберто, кузен Декстера.
Я прихожу в изумление, когда вижу его, – никто не предупредил меня о его приезде. При первой же возможности спрашиваю у него:
– Как поживает моя сестра?
Мексиканец улыбается и, проводя рукой по волосам, отвечает:
– Такая же красивая, как и всегда.
Но меня не устраивает такой ответ, и я продолжаю:
– Я хочу знать, как она себя чувствует после твоего отъезда.
– Хорошо, девушка… Хорошо. Я пообещал заехать в Херес перед возвращением в Мексику. Кстати, она передала тебе вот это.
Он достает запечатанный конверт. Беру его и прячу в карман штанов. Десять минут спустя, горя желанием прочитать письмо от сестры, ускользаю к себе в комнату, сажусь на кровать, открываю конверт и читаю:
Привет, Булочка.
У нас все хорошо. Папа чувствует себя великолепно, Лус счастлива и ходит в школу, а Лусия поправляется и растет.
Пишу тебе, чтобы сказать, что я в порядке, хоть ты и вообразила, что я разбита после отъезда своего мексиканца. Ты меня предупреждала. Но я хотела стать современной женщиной, и, хотя мне сейчас плохо, я счастлива, что сделала это.
Кстати, я с ним не спала! Я не настолько современна, хотя между нами было намного больше, чем сладкие и нежные поцелуи.
Он открылся мне чудесным, ласковым и очаровательным мужчиной. Наконец мне удалось избавиться от неприятного привкуса во рту, который оставил мне недалекий Хесус.
Поэтому, когда ты увидишь его, будь с ним любезной, я ведь тебя знаю. Он заслуживает этого, понятно?
Люблю тебя, моя Булочка, и обещаю позвонить в ближайшие дни.
Ракель
Из моих глаз градом льются слезы.
Бедная моя сестричка, как ей, наверное, было плохо и как она боится, что я проломлю голову Хуану Альберто.
Черт, я же не так груба.
Не раздумывая, беру телефон и набираю номер в Хересе. Хочется с ней пообщаться.
Один гудок…
Второй гудок…
После третьего гудка слышу ее голос.
– Ракель, ты в порядке?
Узнав меня, она печально вздыхает и шепчет:
– Да. Я в порядке, несмотря на непорядки.
– Ракель, я же говорила тебе, предупреждала, что он вернется в Мексику.
– Знаю, Булочка… Знаю.
После более чем многозначительной паузы она говорит, изумляя меня:
– Знаешь? Я опять это сделаю. Время, которое я провела с ним, – оно того стоило. У Хуана Альберто нет ничего общего с Хесусом. И хотя сейчас я плачу в подушку, признаю, что он поднял мое женское самоуважение, я чувствую себя более значимой. Он в порядке?
