Удивительно. Почему Эрик так волнуется? Не желая развивать эту тему, спрашиваю:
– А почему ты не спал в четыре часа утра?
Декстер улыбается:
– Я не мог спать. Слишком много забот.
Делаю глоток кофе и спрашиваю:
– Эти заботы начинаются на Гра… и заканчиваются на …циэла?
Мексиканец улыбается и, откидываясь в своем кресле, отвечает:
– Я в замешательстве. Не думаю, что справедливо то, что я с ней делаю.
– Декстер, насколько мне известно, она от этого в восторге.
Он кивает, но с серьезным видом продолжает:
– Когда со мной случилось это происшествие, моя жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов. Я перестал быть желанным мужчиной, у которого всегда играли гормоны, и стал мужчиной, который желал, но чьи гормоны не играли. Было время, когда я страдал и не мог принять случившееся. Преодолеть это мне удалось только тогда, когда я престал заводить романтические отношения с женщинами. Все было под контролем, но Грациэла…
– Тебе нравится Грациэла, да?
– Да. Более того – очень.
– И тебя особо удивило то, о чем мы с тобой знаем, ведь так?
Декстер кивает и, глядя мне в глаза, говорит:
– Я боюсь причинить ей боль и боюсь, что она сделает это со мной. Я отдаю отчет своим ограничениям и…
– Они ей тоже известны, и она сказала мне, что ее это не волнует, – прерываю я его. – Возможно, если бы вы были типичной парочкой, то это было бы для тебя важно, это тревожило бы тебя, но поскольку вы не такие, считаю, что вы оба пойдете в одном сексуальном направлении. Так что не переживай.
– А что насчет детей? Я и об этом не должен переживать? Она – женщина и рано или поздно захочет ребеночка, а я не смогу ей этого дать.
Уф… Мне не очень нравится говорить о детях, но я все-таки спрашиваю:
– А почему бы и нет?
Декстер изумленно смотрит на меня. Он, наверное, подумал, что я сошла с ума, поэтому поясняю:
– В мире множество детей мечтают о семье. Не думаю, что ребенок должен быть обязательно твоим, чтобы любить его, заботиться о нем и защищать его. Уверена, что, когда придет время, вы с Грациэлой сможете иметь своего ребенка, если только оба этого захотите. Вам лишь нужно поговорить об этом. Вот увидишь. Но сейчас, Декстер, наслаждайся Грациэлой и позволь ей тоже получать от тебя удовольствие. Сейчас – ваш час любить друг друга, веселиться, узнать друг друга поближе и не допустить, чтобы что-то огорчило вас.
Он улыбается, выпивает немного кофе и отвечает:
– С каждым днем я все больше понимаю своего беднягу друга. Ты – прекраснейшая женщина, не только внешне, но и внутри. Пусть Господь оберегает тебя долгие годы, моя дорогая Джудит.
– Спасибо, красавчик, – отвечаю я.
В этот момент открывается дверь на кухню, и я слышу, как Эрик шутливо произносит:
– Проклятый мексиканский прилипала, втихаря клеишь мою жену?
– Чувак, как только я узнал, что ей нравятся темненькие, то сразу обрел надежду!
Мы втроем хохочем. Никто не понял бы нашу особую дружбу. Но мы ее понимаем, и это единственное, что нас волнует.
Мы заканчиваем завтрак – пора выезжать. Я замечаю Симону и подхожу к ней. Из-за того, что в последнее время в доме столько народу и событий, мы почти не разговаривали. Интересуюсь:
– Симона, все в порядке?
Она кивает. Но я знаю, что это не так. Воспользовавшись моментом, когда мы оказываемся наедине, говорю ей:
– Я знаю, что с Лайлой не все в порядке, – и когда она изумленно смотрит на меня, добавляю: – Когда я вернусь сегодня вечером, нам нужно будет поговорить, хорошо?
Симона соглашается. Мы обнимаемся. Поцеловав ее, шепчу, прежде чем уйти:
– Увидимся позже.
– Удачи! – отвечает она с улыбкой.
В половине одиннадцатого мы едем по адресу, который мне указал Юрген. С нами Декстер, Грациэла, Лайла, Норберт и Флин. Мне не сидится на месте, хочется поскорее полетать на своем мотоцикле. Эрик надут. На месте нас уже ждут Марта и Артур. У Сони в последний момент не получилось приехать.
Последний раз я ездила на мотоцикле еще до свадьбы, и хотя во время медового месяца каталась на всяческих водных мотоциклах, это не то же самое. Жду не дождусь, когда оседлаю свой «Дукати».
Мы паркуемся, и вместе с Норбертом я иду регистрироваться. Эрик тем временем спускает мотоцикл с прицепа. Когда мне на спину крепят номер, я расплываюсь в улыбке. Подхожу к Эрику и, показывая его, вредничаю:
– Номер шестьдесят девять – сексуально, не так ли?
Мой безумный любимый улыбается.
Но его улыбка не до конца открыта. Понимаю, что он напряжен. Ему нужно расслабиться, но это может сделать лишь он сам. Когда появляется Юрген, мы с ним обнимаемся. Он тоже переполнен эмоциями из-за соревнований. Юрген вручает мне карту круга и, так же, как и мой отец в Хересе, вкратце объясняет, где подпрыгивать и на каких поворотах быть осторожнее, чтобы не упасть.
Эрик слушает нас. Запоминает все, что говорит Юрген, и когда тот уходит вместе с Лайлой, говорит, показывая мне на карту:
– Запомни, будь осторожней на десятом повороте и постарайся взять пятый поворот снаружи.
– Ладно, шеф, – весело киваю я, и он улыбается.
Флин ошеломлен при виде стольких мотоциклов и немного волнуется.
Они с Мартой провожают меня в раздевалку и помогают надеть комбинезон. Когда я наконец одета в свой мотокроссный костюм, мальчик смотрит на меня, пораженный:
– Как круто-о-о-о-о-о.
Я улыбаюсь. Марта берет за руку племянника, подмигивает мне и говорит:
– Джуд – наша личная супергероиня.
Мы возвращаемся к нашей группе, и Лайла при виде меня произносит:
– Ты невероятная.
– Спасибо, – улыбаюсь я.
Грациэла испуганно шепчет, сидя у Декстера на коленях:
– Джудит, ты уверена, что хочешь это сделать?
Держа шлем под мышкой, киваю:
– Уверенней не бывает.
Эрик смотрит на меня. Я смотрю на него.
Я улыбаюсь, но он не отвечает мне тем же.
Он боится. Я – нет.
Гонки разделены пополам. Мужчины и женщины. Соглашаюсь, хотя мне больше нравится, когда они смешаны. Мне сообщают, что я начинаю с третьего заезда. Когда начинаются первые заезды, я внимательно наблюдаю, слушая на своем iPod Guns N’ Roses. Тяжелая музыка всегда повышает адреналин в моей крови. Чтобы сражаться и выиграть, взволновано изучаю трек. Я никогда не ездила на этом круге, и мне нужно видеть, как действуют соперники, чтобы обойти их в гонке.
