И что эта бестолочь пытается ему донести?
Мне не видно лица Эрика. С того места, где я стою, видна лишь его спина, но я замечаю, что она каменеет.
Это плохой знак!
Эрик идет к себе в кабинет, говоря:
– Лайла, спасибо за информацию.
Он открывает дверь и закрывает ее перед самым носом Лайлы. Она замирает перед дверью.
Вот чертова лиса. Теперь уж точно ясно, что между нами не может быть никакой дружбы.
Я уже собираюсь спуститься и оторвать ей уши, но в этот момент появляется Симона с Кальмаром на руках. Лайла говорит:
– Давай, бросай этого уродца и приготовь мне ванную.
Услышав это, Симона окидывает ее взглядом и отвечает:
– Единственный уродец здесь – это ты. Приготовь сама.
Я чуть было не закричала: «Оле, оле, оле, моя Симона!» – но промолчала.
Бьорн прав. Эта девчонка – настоящий волк в овечьей шкуре.
Вечером Эрик не слишком разговорчив. Я пытаюсь с ним заговорить, но в конце концов сдаюсь. Когда он такой упертый, лучше оставить его в покое. Это пройдет.
Когда мы ложимся спать, он поворачивается ко мне спиной. До сих пор сердится на меня из-за вчерашней пирушки. Вздыхаю, ожидая, что он скажет что-нибудь. Но ничего. Он даже не реагирует на мои шумные вздохи.
В итоге я придвигаюсь к Эрику и шепчу ему на ухо:
– Я все равно тебя люблю, хоть ты и не хочешь со мной разговаривать.
Затем поворачиваюсь в кровати. Позже, когда я уже почти сплю, Эрик шевелится, подползает ко мне и обнимает. Я улыбаюсь и засыпаю.
В ноябре я уже сыта Лайлой по горло.
С каждым днем мне все труднее выносить ее присутствие. Когда я узнала о ее тайне, она объявила мне войну. При Эрике мы, конечно, великолепные актрисы.
Флин уехал с классом на экскурсию и сегодня не будет ночевать дома. Мой маленький смурфик-ворчун взрослеет.
– Завтра возвращается Флин, – радостно говорю я за ужином. – Уверена, что он отлично провел время.
Эрик с улыбкой кивает. Он всегда улыбается, когда вспоминает о племяннике. Но тут вмешивается Лайла:
– Кстати, на следующей неделе у меня заканчивается работа здесь, и я буду вынуждена вас покинуть.
Боже мой, какая новость!
Я готова вскочить, чтобы сделать волну, но сдерживаюсь, дабы не смущать Эрика.
– О, какая жа-а-а-а-а-а-алость! – лгу я, как негодяйка.
Прекрасно зная меня, Эрик бросает на меня взгляд, приподняв одну бровь, и спрашивает у Лайлы:
– В каких числах ты уезжаешь?
– Думаю взять билет на 7 ноября.
Мой парень кивает и говорит:
– На следующей неделе мне нужно уехать в Лондон по работе на несколько дней. Хочешь полететь на моем самолете? Я был бы очень рад.
– Отлично! – отвечает она.
Стоп!
Эрик что, едет в Лондон?
Как это он уезжает и ничего мне не говорит?
Бросаю на него взгляд, но решаю промолчать. Спрошу его об этом, когда мы останемся одни.
После ужина садимся посмотреть телевизор. Лайла же, будучи крайне надоедливой, усаживается рядом с нами. Но мне не терпится поговорить с Эриком, и, глядя на него, я говорю:
– Дорогой, мне нужно с тобой поговорить.
Услышав это, Лайла, к моему удивлению, сразу же встает и с ангельским видом произносит:
– Я оставлю вас наедине. Пойду почитаю.
Мы остаемся в гостиной одни, и Эрик не сводит с меня глаз. Он понимает, что я сержусь на него из-за поездки. Желая немного меня утихомирить, улыбается и подходит к музыкальному центру.
Этот немец что-то затевает!
Он просматривает несколько CD-дисков с музыкой и, показав один, говорит, подмигивая мне одним из своих прекрасных глаз:
– Эта песня тебе очень нравится. Давай, поднимайся и потанцуй со мной.
Удивленная тем, что он хочет танцевать, встаю.
Я ни за что это не пропущу!
Когда начинается песня «Если нам позволят», замечательная ранчера, обнимаю его и шепчу:
– Обожаю эту песню.
Эрик улыбается и, прижимая меня к себе, отвечает:
– Я знаю, малышка… Я знаю.
Мы танцуем, обнявшись, и улыбаемся, напевая:
Если нам позволят, мы найдем уголок рядом с солнцем.
Если нам позволят, мы сделаем бархатный ковер из облаков.
И там, рядышком друг с другом, где рукой подать до Бога, сделаем то, о чем мы мечтали.
Если нам позволят, я возьму тебя, сердце мое, за руку и уведу тебя туда.
Если нам позволят, мы забудем обо все-о-о-о-ом. Если нам позволят…
Быть в его объятиях – самый лучший бальзам от моих сомнений.
Быть в его объятиях – лучшее, что происходило в моей жизни.
Быть в его объятиях – значит чувствовать себя любимой и спокойной.
Когда песня заканчивается, позволяю ему вести себя. Не отрываясь друг от друга, мы садимся на диван. Я балдею от его поцелуев. Когда наши губы отстраняются, он с лукавым видом говорит:
– О том, что ты сказала «какая жа-а-а-а-а-а-алость» по поводу отъезда Лайлы, ты меня не обманешь. Что у вас происходит?
Мне понравилось его замечание, но я не отвечаю на него, а спрашиваю в свою очередь:
– Что это значит, что ты едешь в Лондон?
– Это по работе, дорогая.
– На сколько дней?
– На три. В общей сложности – на четыре.
– И когда ты думал мне об этом сказать?
– Ну, за несколько дней, – и добавляет, увидев мое выражение: – Ты знаешь, что там…
– …там – Аманда, так?
Эрик смотри на меня пристально, но я выдерживаю его взгляд.
Как всегда, когда речь заходит об Аманде, между нами возрастает напряжение. Но вскоре он говорит:
– Когда ты все-таки будешь мне доверять? Я думаю, что уже достаточно доказал, что…
– Это Аманда… – прерываю его. – Как я могу ей доверять?
Он машет головой, закрывает глаза и произносит:
– Дорогая, если ты так подозрительна, то езжай со мной. Поехали со мной. Мне нечего от тебя скрывать. Я еду работать, и все. Я – глава семьи, и от меня ожидают именно этого.
Я его понимаю. Он прав больше, чем святой, но Аманда… Лайла… Из-за этих стерв я становлюсь недоверчивой – но не к нему, а к ним.
Эрик встает. Подходит к бару и, не сводя с меня глаз, наливает себе виски под звуки песни «Мне тебя не хватает»
[25] Луиса Мигеля. Затем возвращается на диван и, присаживаясь рядом со мной, приказывает:
