– Дорогой, большинство из этих тетенек никогда в своей жизни не видели такого красавчика, как ты. Это вполне нормально, что они на тебя смотрят. Ты невероятно красив! И если бы ты не был моим мужем, я бы тоже на тебя смотрела. Более того, думаю, я даже попыталась бы с тобой пофлиртовать.
Изумившись моему ответу, Эрик улыбается и уже собирается меня поцеловать, но я его останавливаю:
– Стоп, – моя любовь смотрит на меня, а я поясняю: – Сеньор Циммерман, ведите себя прилично. Вокруг нас дети.
Он улыбается, и моя душа поет. В этот момент входит какая-то женщина и объявляет:
– Родители, которые принесли еду, будьте добры, отнесите ее в спортивный зал.
Не раздумывая, беру запеканку, Эрик – торт. В сопровождении других родителей мы направляемся туда, куда указала нам женщина.
Войдя в зал, я осматриваюсь.
Какой блеск!
В этой школе потрясающий спортзал. У него нет ничего общего с залами в школах моего квартала.
– Эрик Циммерман!
Услышав этот голос, мы с Эриком поворачиваемся, и мой муж, расхохотавшись, восклицает:
– Джошуа Кауфманн!
Они подходят друг к другу и здороваются.
Джошуа – его бывший одноклассник. Он знакомит нас со своей женой – вычурной немкой, настоящей выдрой. Она осматривает меня с ног до головы, пока наши мужья радостно общаются, и я понимаю, что мы с этой попугайшей никогда не станем друзьями.
Вскоре к нам подходит Флин. Он смотрит на меня, и я его спрашиваю:
– Милый, ты в порядке?
Мальчик кивает. Я глажу его по голове, затем прислоняю губы к его лбу, как это делала моя мама и до сих пор делает отец. Убедившись, что он не горячий, успокаиваюсь.
Тайком поглядываю на попугайшу и как можно скорее исчезаю из ее поля зрения. Я больше не выдержу ни секунды змеиный взгляд этой идиотки.
– Джуд, хочешь «Кока-Колы»? – спрашивает Флин, и я говорю, что хочу.
Он наливает стакан прохладного напитка и отдает его мне. К Флину подбегает один дружок, и они уходят, оставляя меня одну. Но недолго длится мое одиночество, потому что попугайша и подобные ей дамочки подходят ко мне.
Немка спрашивает:
– Этот китайчонок – ваш сын?
Ну и ну, как она смеет такое говорить?
Я уже готова испепелить ее взглядом, как это делает Флин, но сдерживаюсь и отвечаю:
– Да, это наш, и он – немец.
– Приемный?
Вариант первый: сейчас пошлю ее к черту.
Вариант второй: сейчас врежу ей за сплетни.
Вариант третий: еще раз объясню этой попугайше и ее подружкам, что Флин – немец, а не китаец, и сделаю это как воспитанная сеньора.
Я решительно склоняюсь к третьему варианту. Думаю, первый и второй не понравятся Эрику.
С улыбкой made in Ракель смотрю на них и, отпив «Кока-Колы», отвечаю:
– Флин – не приемный ребенок. И, кстати, он не китаец, в любом случае он – кореец-немец.
Женщина хлопает ресницами, не догоняя, что я ей говорю. Смотрит на своих подружек и, поразмыслив единственным живым нейроном, который, должно быть, остался в ее мозгу, лишенном разума, не унимается:
– Но это твой ребенок или твоего мужа? Очевидно, что он не может быть вашим, потому что никто из вас не китаец.
Вот сукина дочь, заладила про китайцев.
Какая же она глупая. Если не сказать, дура.
Как сказал бы мой отец, глупее не бывает!
Смотрю на нее взглядом Айсмена. Когда я уже готова сказать ей пару ласковых слов, ко мне подходит Флин, берет за руку и уводит за собой.
Отлично! Он только что спас меня от серьезной ошибки.
Мы подходим к огромному столу с едой. Девушка моего возраста с платиновыми волосами смотрит на меня и представляется:
– Привет, я Мария.
Не зная, к чему это приведет, отвечаю на своем отличном немецком:
– Очень приятно, я – Джудит.
– Это ты сделала картофельную запеканку?
– Да, – и, дабы уточнить, добавляю: – Та, в центре которой черная маслина с луком внутри. Остальные две – не я.
– Ты испанка?
Ладно… ладно… Давненько я не слышала этот непременный вопросик.
Когда я киваю, ожидая услышать что-то вроде: «Оле… Тореро… Паэлья!» – незнакомка вскрикивает и, взволнованная, как если бы я была самой Бейонсе
[26], восклицает по-испански:
– Я тоже испанка! Из Саламанки.
На этот раз кричу я, словно увидела самого Пола Уокера
[27], и обнимаю ее. Ничем не примечательный блондин, стоящий рядом с нами, наблюдает за этим с улыбкой. Когда мы прекращаем обниматься, словно молочные сестры, Мария произносит:
– Познакомься, это мой муж – Алгер.
Собравшись дважды его поцеловать, я притормаживаю. Немцам не по душе ни столько поцелуев, ни латинские нежности. Протягиваю ему руку. Блондин смотрит на меня и весело говорит:
– Лучше поцелуй меня дважды по-испански – это мне больше нравится.
Расхохотавшись, чмокаю его в обе щеки, и он добавляет:
– Я в восторге от вашей вечной жизнерадостности.
Улыбаюсь. Вдруг рядом появляется мой личный немец. Уверена, он видел, как я целовала этого блондина, и сразу же пришел посмотреть, кто это. Ах, ревнивец мой. Обнимая его за пояс, говорю, вне себя от радости:
– Дорогой, познакомься, это Мария, испанка, и ее муж Алгер.
Мой любименький, отлично зная латинские традиции, дважды целует девушку, а ее мужу протягивает руку. Оба немца улыбаются, и Алгер, указывая на Марию и меня, произносит:
– Мы сделали прекрасный выбор.
Эрик улыбается и весело отвечает:
– Самый лучший.
Я долго болтаю с Марией. Она рассказывает, что влюбилась в Алгера летом в Саламанке и что немец не прекращал добиваться ее, пока не женился на ней.
Неужели все немцы такие страстные?
Кто бы мог подумать? Ведь я всегда видела их такими серьезными…
Народ в считанные минуты поглощает мою запеканку. Я довольна.
Она им нравится!
Выпив много «Кока-Колы», я, как всегда, хочу в туалет!
Ищу дамскую комнату и бегу туда. Нет ни одного места, где я не побывала бы в туалете.
Эрик все-таки прав: я – писюшка. Когда возвращаюсь в спортзал, вижу рядом с Флином тех попугайш.
