Киваю, и она продолжает:
– Попробуй вспомнить дату необильных месячных.
– Думаю, что это было 22 сентября.
Она берет круглую разноцветную картонку, смотрит на нее и говорит, записывая в карточку:
– Предположительная дата родов – 29 июня.
Боже мой… Боже мой… Это все на самом деле!
Я стойко отвечаю на все вопросы, которые она задает. Затем врач просит лечь на кушетку, чтобы сделать УЗИ. Я приспускаю штаны, она намазывает мне живот гелем и размазывает его своим аппаратом.
В истерике я умоляю всех существующих святых о том, чтобы у меня внутри ничего не было. Но врач вскоре прекращает двигать аппаратом и говорит:
– Джудит, вот здесь ваш ребенок, и, судя по его размерам, ваш срок – почти два месяца.
Приковываю взгляд к экрану и вижу что-то мигающее. Непонятной формой и движениями это напоминает мне медузу.
Со мной точно случится удар!
Я молчу…
Не моргаю…
Боже, как же я устала!
Лишь смотрю на это движущееся существо во мне, которое, кажется, говорит: «Опасность!»
Я молчу, и врач снова начинает двигать аппаратиком. Нажимает на какие-то кнопки и что-то распечатывает. Затем она вручает это мне, и я вижу фотографию. Я растрогана. Даже не представляла, что такое может быть. Вот это, в форме медузы, и есть ребенок, и, нравится мне это или нет, я беременна!
Прежде чем я уйду, врач назначает следующую встречу через месяц и выписывает мне несколько рецептов. Среди всего прочего, я должна пить фолиевую кислоту и сделать несколько анализов, результаты которых необходимо принести на следующий прием.
Глава 22
Прошло два дня, и от Эрика никаких известий.
Я разбита…
Я несчастна…
И, ко всему прочему, беременна!
Всхлипываю и думаю, как обрадовался бы Эрик, узнав об этом.
Пока что я никому об этом не рассказывала. Занимаюсь самоедством и черпаю силы из ниоткуда, чтобы пережить столь болезненный и непонятный период своей жизни. А еще я разодрала шею до крови.
По утрам пью фолиевую кислоту и прихожу в ужас, когда вижу в унитазе нечто черное… чернющее. Но потом вспоминаю: в инструкции говорится, что такое случается. Боже, какой кошмар!
В последнее время я никуда не выхожу. Провожу время, лежа на диване или в постели, дрыхну как сурок.
Ко мне заходит Симона и сообщает, что звонит Бьорн. Меня чуть не вырвало.
Женщина смотрит на меня. Она объясняет мое плохое состояние тем, что случилось между мной и Эриком, и ни о чем не спрашивает. Тем лучше, ведь я не хочу ей лгать.
Когда она дает мне телефон, я смотрю на нее и тихо говорю:
– Не переживай, скоро все станет ясно.
С комом в горле, который сдерживает все содержимое моего желудка и который, не дай бог, вырвется, я как можно веселее приветствую его:
– Привет, Бьорн.
– Привет, красавица. Шеф вернулся?
Его голос и вопрос указывают на то, что он еще ничего не знает. Хлопая ресницами, сменяю тон и отвечаю:
– Нет, красавчик. Он звонил мне несколько дней назад и сказал, что поездка немного продлевается. А что? Ты что-то хотел?
С очаровательным смехом Бьорн отвечает:
– В конце этой недели будет приватная вечеринка в Natch, и я хотел узнать, пойдете ли вы туда.
Да, мне только на вечеринку осталось пойти, и отвечаю:
– Ну, это невозможно. Я одна, ты же понимаешь, не могу.
Бьорн взрывается хохотом:
– Не дай бог мне узнать, что ты пошла куда-то без мужа.
На этот раз смеюсь я, только с горечью.
Если бы он знал, что о нас думает Эрик!
Мы еще насколько минут болтаем и прощаемся. Я вешаю трубку, чувствуя тяжесть на душе оттого, что ни о чем не могу рассказать Бьорну. Это бомба, и мне нужно присутствовать при ее взрыве. Не хочу, чтобы когда они с Эриком сцепятся, меня не было рядом в качестве арбитра. Боюсь, они разрушат крепкую дружбу из-за подложенной Лайлой свиньи.
Размышляю о том, что Бьорн рассказал мне о ней и Леонардо, и о том, как наш друг все это время хранил тайну, чтобы не причинить Эрику боль.
Теперь я думаю, что лучше было бы ранить его тогда – так Лайла исчезла бы из нашей жизни и не спровоцировала бы все это.
Теперь понятно, чего добивается эта дрянь: поссорить Бьорна и Эрика и параллельно убрать меня подальше. Но я этого не допущу. Знать бы, какие у Эрика есть «доказательства»… Без этого я могу лишь позвонить Лайле и заставить во всем признаться.
Полная решимости, прошу у Симоны лондонский номер телефона Лайлы. Она неохотно дает мне его. Когда после двух гудков я слышу голос девушки, то произношу:
– Ты – очень скверная личность, как ты могла такое сделать?
Лайла разражается смехом, а я в гневе выкрикиваю:
– Ты – гадкая лиса, ты об этом знала?
Без тени стыда она продолжает ржать и выпаливает:
– Крепись, дорогая Джудит. Твой идеальный мир рушится.
Если бы она была рядом, я бы оторвала ей голову!
– Если это случится, пеняй на себя, – цежу я сквозь зубы.
Не сказав больше ни слова, прерываю звонок, прежде чем меня подведет голос. И снова начинаю плакать. Это лучшее, что у меня получается в последнее время.
Вот уже десять дней, как я не видела Эрика, а мне это так необходимо.
Скучаю по его объятиям, по его поцелуям, по его взглядам и даже по его ворчанию. Более того, мне нужно ему сказать, что одна из его грез осуществится.
Он станет папой!
Валяюсь в кровати, когда звонит телефон. Сразу же отвечаю и слышу:
– Привет, бу-у-у-у-у-лочка!
Это моя сестра.
Очень хочется расплакаться, рассказать ей о своем секрете, но нет. Закрываю рот и глотаю слезы. Не хочу, чтобы кто-то узнал о Медузе раньше Эрика.
Быстро поднимаюсь. Уверена, что разговор с ней поднимет мне настроение.
– Привет, безумная, как дела?
– Хорошо, булочка.
– А как мои девочки?
– Твои девочки – превосходно. Лус с каждым днем становится шкодливее. Интересно, в кого же пошла эта девочка? А Лусия – все шустрее. Кстати, папа каждый день твердит, что она скорее твоя дочь, чем моя. Она о-о-очень на тебя похожа.
Услышав это, улыбаюсь, а Ракель спрашивает:
– А вы? Как вы поживаете?
Вспоминаю о своем любимом немце, о его горечи, о моей печали и отвечаю:
