Но я – такая паршивая овца!
Он расстегивает ремень безопасности, открывает дверь, выходит из автомобиля и, когда он оказывается на улице, я тянусь, закрываю дверь и трогаюсь, словно фурия.
В зеркало заднего вида вижу, что Эрик застыл на месте от удивления. Он такого не ожидал. Но та же самая фурия, которая дернула меня тронуться, заставляет меня затормозить, когда я отъезжаю так далеко, что уже его не вижу.
Что я делаю?
Я опять поддалась своим импульсам, и то, что я только что сделала, плохо. Очень плохо. Вижу, что по улице никто не идет, и разворачиваюсь. Меня одолевают противоречивые чувства, и я ругаюсь. Несомненно, это все из-за моих психов. Еду его искать. Замечаю Эрика, шагающего по тротуару. Он видит меня и останавливается. Это настоящий Айсмен.
О-о-о-о-ой, мне так стра-а-а-ашно!
Я снова разворачиваюсь, и когда останавливаюсь рядом с ним, он сверлит меня взглядом. Подходит к моей двери, резко и с силой открывает ее и орет:
– Выходи из машины!
Он в ярости. Я не двигаюсь, и он медленно повторяет:
– Вы-хо-ди из ма-ши-ны.
Слушаюсь его и, подойдя к нему, пытаюсь его поцеловать, чтобы попросить прощения, но он как кобра. Естественно. Я бы сделала то же самое в такой ситуации.
Он очень… очень… очень сердит.
На улице чертовски холодно, и я думаю, что он отплатит мне той же монетой.
Он заведет машину и уедет. Я этого заслуживаю.
Не двигаясь с места, наблюдаю, как он садится в машину. Фыркнув и стукнув по рулю, смотрит на меня и цедит сквозь зубы:
– Чего ты ждешь? Почему не садишься?
Пока я иду к другой двери, то все жду, что сейчас Эрик тронется и уедет. Но он этого не делает. Ждет, пока я сяду в машину. Когда я надеваю ремень безопасности, делает музыку тише, поворачивается ко мне и кричит:
– Можно ли узнать, что это только что было?
– Гормоны.
– Хватит этих глупостей, Джуд. Я сыт по горло твоими чертовыми гормонами, – шипит он.
Он прав. Я не могу все сваливать на свои гормоны. Отвечаю:
– Я разозлилась.
Эрик качает головой и, не понижая тона, говорит:
– И поскольку ты разозлилась, то решила оставить меня на улице посреди ночи и уехать, не так ли?
– Я вернулась. Я же здесь, разве нет?
Мои глаза наполняются слезами. Это было слишком грубо с моей стороны, и я сама в этом виновата.
Эрик несколько раз бросает на меня взгляд и наконец, понизив голос, говорит:
– Джуд, я старался быть с тобой терпеливым. Я понимаю, что гормоны действуют на тебя самым худшим образом, понимаю это, когда ты каждый день упрекаешь меня в тысяче мелочей и злишься на меня по всяким абсурдным причинам. Я понимаю, что большую роль в этом играет твоя беременность. Но теперь я хочу, чтобы и ты поняла, что моему терпению пришел конец и я боюсь растратить с тобой все свои нервы.
Я не отвечаю. Он прав больше, чем святой. Его терпение по отношению ко мне безгранично. Я жутко себя чувствую. Вдруг Эрик добавляет:
– Я не хочу, чтобы к тебе, в твоем состоянии, кто-то прикасался. Я хочу быть с тобой осторожным. Мне это необходимо! Раньше мне было приятно делить тебя с кем-то, но сейчас это недопустимо. Сейчас я хочу тебя только для себя и…
– А ты подумал о том, чего хочу я?
Айсмен пронзает меня взглядом своих голубых глаз, и я, понимая его разочарование, поясняю:
– Мне не нужно, чтобы ты меня с кем-то делил, я не хочу быть с другими. Я хочу, чтобы ты занимался любовью только со мной, как нам нравится. По-нашему. Ты мне нужен. Я говорю тебе об этом уже несколько месяцев, но ты не хочешь меня слушать.
Эрик ругается и снова бьет кулаком по рулю.
– Я тебе тысячу раз говорил, что не хочу сделать тебе больно. Разве ты меня не слышишь? Или ты думаешь, что мне не хочется обладать тобою, как тебе нравится? Что я не хочу схватить тебя и прижать к стенке, как ты того требуешь? Джуд, черт возьми! Мне чертовски этого хочется, и я жду не дождусь, когда снова смогу это сделать.
– Но…
– Никаких «но»! Мы сейчас не можем. Пойми ты это раз и навсегда!
Я молчу, я не могу ответить. Он прав. Эрик добавляет:
– Я люблю тебя, ты любишь меня. Мы вышли поужинать и выпить с друзьями. Разве это так сложно понять? Твоя беременность и наш ребенок – нечто очень важное для нас обоих, или, может быть, это не так?
Я киваю. С каждым днем я все больше люблю Медузу, но я также очень нуждаюсь в Эрике.
Он трогается и ведет машину в полном молчании до самого дома. А мне так необходима «дрожь своего сердца», как поет Алехандро Санс.
Проходят дни, и после того вечера наше общение только ухудшилось. Когда Эрик возвращается домой, с его пути убегают даже Трусишка и Кальмар. Они просто смываются!
Секс между нами очень редок. Его можно сравнить с жареным картофелем без соли. Ты наслаждаешься им, потому что он тебе нравится, но знаешь, что он может быть немножечко вкуснее со специями.
Как и каждую ночь, я просыпаюсь с жутким желанием помочиться. Я какая-то писюшка! Смотрю на часы – 02:12. К своему удивлению, вижу, что Эрика в постели нет.
Иду в туалет, а затем тихонько крадусь его искать и нахожу в кабинете. Он мастурбирует перед телевизором, просматривая видеозапись со мной и Фридой, которую он сделал в отеле. Я возвращаюсь в кровать и плачу, обиженная тем, что он не взял меня в свою игру.
Проклятые гормоны!
Я люблю свою Медузу, но я никогда больше не захочу еще раз забеременеть!
Когда он возвращается в нашу комнату, я притворяюсь спящей. Эрик ложится в кровать, и когда он обнимает меня сзади, я чувствую его огромный стоящий член и облизываюсь. М-м-м-м-м, как вкусно! Но сдерживаюсь. Не собираюсь его о чем-то просить. Я уже устала.
Не без изумления чувствую, как он целует мне плечо, шею и голову. Расплываюсь в улыбке, когда он шепчет:
– Я знаю, что ты не спишь, обманщица. Я слышал, как ты поднималась по лестнице.
Я ничего не говорю в ответ. А когда чувствую, что он снимает с меня трусики, то позволяю ему это сделать. Не пошевелившись, чувствую его руки на своей киске. О да… Он играет с ней, и когда она становится влажной, придвигает ко мне свой член и вводит его в меня.
Из меня вырывается стон, и он шепчет:
– Когда ты родишь ребенка, я на месяц закрою тебя в комнате и без устали буду тебя трахать, прижав к стенке, на полу, на столе и где бы то ни было.
Меня возбуждают его слова, я прогибаю спину и чувствую, как его пенис еще глубже в меня проникает.
– Я тебя раздену, оттрахаю, предложу тебя, и ты согласишься, да?
