Они немного помолчали. Затем Оливия спросила:
– Неужели вы никогда не испытывали искушения?
Лайон ненадолго задумался. Ответил же довольно уклончиво.
– Большую часть жизни я учился противостоять искушениям.
Оливия взглянула на него с усмешкой, и он поспешно добавил:
– Да, мне действительно приходилось испытывать искушения, но я рано понял: чтобы ладить с отцом и не терять его расположения, лучше не швыряться обувью. И не выходить из себя. А метание крикетных мячей – это дозволено.
Оливия молчала, и Лайон, немного помолчав, продолжил:
– На меня возлагают большие надежды, мисс Эверси, ведь я наследник, понимаете?..
– Да, конечно… Многие говорят о вас уважительно: мол, яблоко от яблони – и тому подобное… Однажды Лайон Редмонд станет легендой!
Лайон невольно рассмеялся. Оливия была совершенно непредсказуемой. И очень веселой. Она совсем не походила на бедняжку леди Арабеллу…
– Что ж, я почти не сомневаюсь, что когда-нибудь стану легендой, – сказал Лайон с ухмылкой.
А Оливия с серьезнейшим видом проговорила:
– У Эверси есть традиция: молодые люди находят собственные пути сколотить состояние. Мой отец когда-то не раз выходил в море и вернулся домой богатым, но я даже представить не могу, чтобы он угрожал кому-нибудь убийством. Просто у него… у него есть такой особенный взгляд, которым он пользуется, когда хочет чего-либо добиться.
Лайон кивнул и пробурчал:
– Да, понимаю. Считается, что у моего отца тоже какой-то особый взгляд.
Оливия искоса посмотрела на собеседника.
– Я думала, вы должны немедленно отправиться на континент по делам своего отца. Или жениться на дочери герцога.
– Откуда вы это узнали?! – удивился Лайон.
– Один из моих братьев слышал об этом в пабе.
– У вас дома говорили обо мне? – Теперь уже Лайон по-настоящему удивился.
– Совсем немного, – ответила Оливия. – С этой темой тут же покончили – как с первой куропаткой сезона.
Он коротко рассмеялся.
– Создается впечатление, что в вашем доме царит абсолютная свобода – в отличие от моего. Не припомню, чтобы когда-либо слышал у нас дома слово «Эверси».
– Не так уж у нас и свободно, – возразила Оливия. – Но зато у нас у всех прекрасные манеры…
Лайон молча кивнул. В этом-то он не сомневался. Какие бы бесчинства ни вытворяли Йан и Колин Эверси, было ясно, что они не забывали говорить «пожалуйста» и «спасибо», когда следовало. Что же касается давней вражды их семей… Тема эта была слишком сложной и щекотливой. К тому же они с Оливией знали об этой истории далеко не все.
Они уже несколько минут молчали, и Оливия почему-то тихонько вздыхала. Пытаясь успокоить ее и приободрить, Лайон потянулся к ней, но тут же отдернул руку – подобное прикосновение, возможно, было бы слишком уж смелым. Но в тот день, когда она окажется в его объятиях… Да-да, именно «когда», а не «если». И он подозревал, что они оба знали это.
– Я не хотел обидеть вас, мисс Эверси. Пожалуйста, простите меня… Это была просто неуклюжая попытка с моей стороны… Видите ли, я хотел сказать, что наши семьи, видимо, очень разные. Мать моя – женщина спокойная, любящая и терпимая. А отец… – Как же ему охарактеризовать Айзею? – Я безмерно им восхищаюсь и, конечно же, прекрасно осознаю свою ответственность. Я понимаю, что от меня ожидают великих свершений. И все в нашей семье уверены, что любое мое действие отразится на каждом из членов семьи, в особенности – на отце. Вернее – это он так считает. Но я знаю, что мне очень повезло в жизни. Я знаю это с самого рождения, и мне постоянно напоминают об этом, – добавил Лайон, внезапно помрачнев.
Оливия задумалась над его словами. Немного помолчав, сказала:
– Мне кажется, вас ждут ужасные неприятности, стоит вам хоть немного отклониться от предписанного пути.
Лайон молча кивнул. Эта девушка оказалась на удивление проницательной. Однако же…
Ведь даже прогулка с ней являлась серьезным отклонением от дозволенного!
С минуту помолчав, Лайон проговорил:
– Мой отец знает, как дать мне понять, что он мною не доволен. И у него на меня… в общем, далекоидущие планы, – добавил Лайон со вздохом.
Оливия внимательно на него посмотрела. Посмотрела с печалью в глазах. И в тот же миг Лайон почувствовал, что ей хотелось того же – хотелось прикоснуться к нему.
А ведь в сотне футов от того места, где они сейчас шли, за дорогой, находилась небольшая полянка, устланная мхом и окруженная деревьями и густым кустарником. И Лайон уже знал, что отныне, ложась в постель по ночам, он будет представлять, как осторожно укладывает Оливию на той полянке, как склоняется над ней и…
Стараясь унять охватившее его возбуждение, Лайон вызвал в памяти образ миссис Снид. Увы, не подействовало. Да и не могло подействовать. С таким же успехом можно было бы представлять, что ты совсем не промок под проливным дождем.
Судорожно сглотнув, Лайон вновь заговорил:
– Отец хочет, чтобы я в ближайшее время отправился с ним в клуб «Меркурий» в Лондоне. Я должен представить свои соображения относительно паровых двигателей и предложить некоторые направления для инвестиций.
– Я уверена, что вы блестяще справитесь с этой задачей. Так же как и ваш отец.
– Я сделаю это лучше, – заявил Лайон с такой уверенностью, что Оливия невольно рассмеялась.
– Значит, это то, чем вам действительно хочется заниматься? Инвестиции – и тому подобное?
Лайон медлил с ответом. Наконец проговорил:
– Меня всю жизнь к этому готовили, и я хорошо разбираюсь в подобных вещах, но совсем недавно наконец-то понял, чего хочу на самом деле. – Перед тем как закончить фразу, Лайон сделал паузу и выразительно взглянул на девушку – было ясно, что он хотел ее.
Оливия вспыхнула и на мгновение отвела глаза. А он тут же спросил:
– Вы в последнее время бывали в Лондоне, мисс Эверси?
– О, довольно давно. Но мне предстоит дебютировать в будущем году. Я должна была выйти в свет в прошлом году, но вместо этого ухитрилась подхватить лихорадку.
И он знал, каким будет ее дебют. Мужчины слетятся на нее как пчелы на цветы. При мысли об этом на него накатила волна ревности, что было довольно странно. Ведь глупо ревновать девушку, еще не ставшую твоей…
– К вашему прежнему вопросу, мисс Эверси… Мне действительно следовало немедленно отбыть на континент, но я решил остаться в Пеннироял-Грин. – Эти слова означали признание, и Оливия прекрасно его поняла.
«И ведь он не упомянул о дочери герцога!.. – воскликнула она мысленно. – Наверное, этот человек предназначен мне судьбой».
Они шли все так же медленно. И на какое-то время снова замолчали. Наконец, Оливия, прервав молчание, тихо проговорила:
