– Я вообще не склонна к шалостям, – заявила Оливия. – Но, увы, злопыхатели упорно преследуют меня.
– Полагаю, там собираются весьма благородные и уважаемые особы. – Виконт похлопал по письму. – Впрочем, не стану притворяться, что горю желанием познакомиться с ними, моя дорогая. Но мне все равно очень хотелось бы сопровождать вас туда. Однако приехали мои мать и сестра вместе с…
– С леди Эмили и ее семьей?
Ланздаун кивнул.
– Совершенно верно. И теперь я стараюсь достойно принять и удобно устроить их в моем доме, перед тем как мы все вместе отправимся в Суссекс.
Оливия однажды уже встречалась с матерью своего жениха, весьма солидной и представительной женщиной, пусть не блиставшей особым умом, но зато доброжелательной и сердечной. Эта дама отличалась безобидным нравом и, похоже, готова была с радостью принять Оливию в свою семью.
– Знаете, мне бы очень хотелось начать нашу совместную жизнь без… песни, звенящей у меня в ушах. И я подумала, что общество мудрых пожилых людей поможет мне успокоиться. Я чувствую себя ужасно неуютно в многолюдном Лондоне. Ну… из-за всех этих сплетен и домыслов. Но уверяю вас, ничто, кроме подобного приглашения, не заставило бы меня уехать. Эта приятная неожиданность – поистине дар небес. А потом я вернусь, и вы обвенчаетесь с женщиной, которая будет спокойна и счастлива. И никогда не вызовет никаких замечаний или слухов…
Виконт молчал, в задумчивости глядя на Оливию.
– Джон, вы меня понимаете?! – почти в отчаянии воскликнула она.
– Думаю – да. Хотя мне будет очень недоставать вас, пусть даже всего лишь две недели. Ведь вы единственная живая душа, которая может посочувствовать мне во время всего этого предсвадебного безумия.
На губах Оливии промелькнула улыбка. Затем она вдруг протянула руку и коснулась ладонью щеки виконта. Она-то не была уверена, что ей будет недоставать его, хотя ей бы очень хотелось, чтобы недоставало.
Он накрыл ладонь Оливии своей и, повернув голову, впился в ее руку жарким поцелуем, чем даже немного напугал – этот поцелуй был слишком уж страстным… При этом Ланздаун не решался взглянуть ей в глаза. И она внезапно осознала, с каким нетерпением он ждал от нее знаков внимания.
Другой мужчина просто обнял бы ее покрепче, презрев все правила благопристойности. В конце концов, им ведь предстояло делить постель до конца жизни…
Вероятно, Джон слишком заботился о ней и поэтому осторожничал. Он страстно поцеловал ее, когда сделал предложение. И с тех пор не целовал ни разу. С тех пор они только прогуливались вместе – как пара лошадей в одной упряжке. Двигались в одном направлении, к одной цели, но даже прикасались друг к другу крайне редко. «Да, конечно, я вряд ли давала повод к таким прикосновениям, и все же ему следовало бы предпринимать больше попыток к обольщению», – промелькнуло вдруг у Оливии. Тихонько вздохнув, она пробормотала:
– Не беспокойтесь, Джон, это безумие продлится недолго.
Пять лет назад, когда Лайон был в Лондоне…
– Может, тебе принять касторки, Оливия? – ласково спросила мать, подняв взгляд от своей вышивки. Все семейство в этот вечер собралось в гостиной.
– Не лучше ли стаканчик виски? – вмешался Колин, оторвавшись от шахматной доски.
Отец же лишь насмешливо хмыкнул.
– А может, травяного отвара? – со злорадной улыбкой предложила Женевьева. – Думаю, он поможет.
Травяные отвары, которые готовила их кухарка, были ужасно горькими и тошнотворными, но мать безоговорочно в них верила.
– С чего это всем вдруг вздумалось напичкать меня лекарствами? – проворчала Оливия, опуская на колени книгу и прикрывая заглавие ладонями (это была книга об Испании, и ей почему-то не хотелось, чтобы домашние об этом узнали).
– У тебя такой вид, будто тебе срочно требуется прочистить желудок, – пояснил Чейз; он сидел перед камином, пристроив больную ногу на скамеечку.
– Просто я задумалась о Даффи. Малышка стала очень беспокойной последнее время, и я думаю, что она заболела. Меня это очень огорчает, – добавила Оливия.
Почти все члены семьи пристально уставились на нее, гадая: правду она говорит или нет. Колин же небрежно пожал плечами: мол, а чем еще можно объяснить ее настроение?
Оливия прекрасно знала: мистер Даффи пропивал почти все, что зарабатывал, а зарабатывал он крайне мало. А у миссис Даффи был затравленный вид женщины, готовой скорее броситься с моста, чем провести еще хоть день в этом доме. И всего за час в неделю Оливия пыталась внести хоть какое-то подобие гармонии и здравого смысла в этот хаос, мечтая в то же время поскорее сбежать из дома Даффи. И все же она не могла устоять: снова и снова, неделю за неделей Оливия приходила в этот ужасный дом каждый вторник – так бывалый моряк приходит на берег моря не в силах противиться зову. Причем она даже не сознавала, как ей помогали беседы с Лайоном об этих несчастных.
До встречи с Лайоном Оливия думала, что вполне счастлива. Да, безусловно, ей не на что было жаловаться, однако же… Лишь когда этот человек стал частью ее жизни, она поняла, что такое настоящее счастье, но потом он уехал в Лондон… и это было ужасно.
Примерно с неделю после его отъезда она пылала праведным гневом, но постепенно стала привыкать к его отсутствию. Однако дни шли, неделя проходила за неделей, и теперь жизнь казалась ей совершенно бессмысленной и пустой. Свет и радость ушли из ее жизни, и теперь Оливия училась как-то существовать в этом внезапно потускневшем и скучном мире. Но, очевидно, справлялась с этим не слишком успешно – ведь все полагали, что ей необходимо лечение. Может, так оно и было. Но если причина ее недомогания – любовь и разбитое сердце, то это совершенно особый вид болезни. И она пока что не знала, как от нее излечиться.
Оливия всегда была сдержанной, никогда не позволяла себе буйных выходок и не выказывала слабости. Когда же огорчалась из-за чего-либо, то всегда справлялась со своими чувствами и держала себя в руках. Но вот сейчас… О боже, сейчас все было так ужасно, что ей временами даже жить не хотелось.
Оливия невольно вздохнула. Она терпеть не могла мелодрамы, и вот ведь – злая ирония судьбы! – неожиданно стала героиней одной из них. Более того, она не знала, как прекратить все это…
Но хуже всего было мучившее ее чувство вины: ведь Лайон сделал ей прекрасный подарок, а она… Она сунула подарок ему в руки. Ей, наверное, никогда не удастся забыть выражение, появившееся в этот момент на его лице.
А что, если он никогда не вернется? Ведь у нее нет ничего, что напоминало бы ей о нем.
Вдруг на него по дороге напали разбойники? Или, может быть, конь сбросил его в канаву?
Ее родители год назад заказали миниатюрные портреты всех своих детей. Оливия держала свой на тумбочке у кровати, и если ей суждено снова увидеть Лайона, то она подарит ему эту миниатюру. Если, конечно, он согласится принять от нее подарок…
