Лайон судорожно сглотнул и покачал головой.
– Нет, благодарю вас, сэр.
Отец плеснул немного бренди себе в бокал.
– Когда вы их выкупили? – спросил Лайон, и собственный голос показался ему чужим.
– Три недели назад, – ответил Айзея.
Три недели?! Лайон внутренне содрогнулся. Выходит, отец целых три недели держал у себя эти часы! Конечно же, выжидал подходящий момент, чтобы обрушить на него эту новость. Айзея был необычайно расчетлив, и, как ни странно, именно это качество безмерно восхищало Лайона. Отец нашел самый верный способ выбить его из равновесия.
– Вот. – Айзея подтолкнул часы к сыну. – Почему бы тебе не положить их в свой карман? Ведь там их место. И давай забудем эпизод, побудивший тебя к этому. Сейчас нам предстоит обсудить планы на будущее, поговорить о вашей с леди Арабеллой свадьбе. Это будет великолепный брак.
Лайон проигнорировал последние слова отца.
– Я не возьму эти часы, – заявил Лайон. – Они были подарены мне, а я, в свою очередь, тоже их подарил.
– Оливии Эверси… – в задумчивости произнес отец.
– Да, Оливии Эверси.
Айзея пожал плечами и сделал глоток бренди. Затем снова посмотрел на сына.
Лайон же с невозмутимым видом ждал дальнейшего развития событий, все еще надеясь, что сумеет перехитрить отца и добиться своего.
– Видишь ли, сын, – проговорил наконец Айзея, – даже умнейшие из мужчин думают порой не головой, а тем местом, что ниже пояса.
У Лайона перехватило горло, и, судорожно сглотнув, он пробормотал:
– Сэр, могу вас заверить, что в данных обстоятельствах я думаю вовсе не тем органом.
– Тогда лишь остается предположить, что ты вообще не способен думать, – сказал отец с презрительной усмешкой.
– Напротив, я очень много думал о деле, которое и собирался обсудить с вами сегодня. Думал гораздо больше, чем о чем-либо еще за всю свою жизнь.
– За всю жизнь? – с насмешливым удивлением переспросил Айзея. – Боже мой, это что же – за все твои двадцать с небольшим?..
– Да, – кивнул Лайон.
Отец, казалось, о чем-то задумался, потом проговорил:
– Что ж, сын, о каком именно «деле» ты хотел со мной побеседовать?
А часы по-прежнему лежали на столе между ними. Покосившись на них, Лайон решительно заявил:
– Сэр, я хочу жениться на Оливии Эверси.
Молчание, воцарившееся вслед за этими словами, длилось, казалось, целую вечность.
– И что же?.. – произнес наконец отец.
– И я пришел просить вашего разрешения и родительского благословения, – с невозмутимым видом ответил Лайон.
И снова воцарилось тягостное молчание. А потом Айзея, пожав плечами, проговорил:
– Даже не знаю, что тебе на это ответить: просто не могу подобрать подходящих слов, чтобы выразить свое разочарование.
– Уверен, что вы найдете нужные слова, сэр.
Айзея взглянул на сына с удивлением – словно услышал нечто любопытное.
– И ты хочешь… моего благословения? В самом деле? – Теперь отец смотрел на Лайона как на безумца, с которым просто невозможно объясняться.
– Да, – кивнул Лайон.
Айзея Редмонд снова задумался, потом вдруг спросил:
– Ты что, обрюхатил эту девицу?
Лайон невольно поморщился. Какое отвратительное, мерзкое слово. Было ясно: отец пытался опозорить и унизить его. Он непрестанно наносил безжалостные удары, стараясь сломить его, привести в замешательство. Чтобы, повинуясь воле отца, он признал свое любовное увлечение постыдным и глупым и сделал то, что от него требовали.
Но, к несчастью для Айзеи Редмонда, его сын кое-что от него унаследовал: по силе воли и упорству Лайон не уступал своему отцу и был так же непреклонен и непоколебим.
– Конечно же, нет, – ответил Лайон. – Я не обрюхатил, как вы выразились, эту девушку: не позволяет воспитание.
– А ее… э-э… родители знают о твоих намерениях? – спросил Айзея, немного смутившись.
Отец пытался скрыть свое смущение, но ему это не удалось, и Лайон внезапно понял, что подозрения, которые беспокоили его годами, только что подтвердились.
– Нет, не знают.
Отец, похоже, почувствовал облегчение и кивнул.
– Что ж, если она не беременна, то зачем же тебе на ней жениться, если ты можешь взять в жены дочь герцога?
– Ее имя Оливия, – сказал Лайон, отчетливо выговаривая каждое слово. – И я хочу жениться на ней, потому что люблю ее.
Отец презрительно фыркнул и брезгливо поморщился:
– Любишь?..
Но Лайон даже глазом не моргнул. С совершенно невозмутимым видом он утвердительно кивнул.
– Да, люблю.
– Ты говоришь, она хорошо воспитана? Однако же ты месяцами тайно встречался с ней наедине. Возможно, даже время от времени распутничал с ней в лесу. В таком случае позволь спросить: что можно сказать о репутации такой девушки? И неужели ты готов загубить свое блестящее будущее и честь нашей семьи ради этой особы?
Распутничал с ней в лесу? Лайон молчал, ошеломленный словами отца.
А тот между тем продолжал:
– Тебя видели с ней, когда вы обжимались несколько недель назад.
– Я вынужден просить, чтобы вы никоим образом не ставили под сомнение репутацию мисс Эверси, которая безупречна, – проговорил наконец Лайон. – А ее семья столь же уважаема, как и наша.
Айзея коротко рассмеялся, потом со вздохом сказал:
– Ох, сынок, послушал бы ты себя…
– Слишком уж вы любите скрытничать и строить хитроумные планы, отец. Вы выкупили мои часы и тайком держал их у себя целых три недели. И, очевидно, все это время шпионили за мной, выжидая подходящий момент, чтобы выложить мне все это… – не удержался Лайон, хотя и понимал, что пререкания в его деле бесполезны.
И все же он испытал удовлетворение, увидев замешательство отца, возможно – впервые в жизни.
Но Айзея тут же взял себя в руки и проговорил:
– Сын мой, ты очень ошибаешься, если думаешь, что встречался с ней тайком. Тебе ничего не удалось скрыть.
И тут с глаз Лайона словно спала пелена. И он почувствовал, как жаркий румянец опалил его щеки.
Конечно, они с Оливией не слишком таились. Конечно, он ходил повсюду как в тумане – ходил, опьяненный счастьем, сгорая от желания. И конечно же, люди, видевшие его в таком состоянии, все понимали. А его слуга, по всей вероятности, заметил покрытый пятнами подол его рубашки. И многие, наверное, видели их с Оливией, когда они гуляли по дороге. А они-то думали, что соблюдали осторожность… И при этом оба, должно быть, прямо-таки светились от счастья…
