Они стояли, по-прежнему крепко прижимаясь друг к другу, и Оливия, легонько поглаживая его по спине, то и дело говорила себе: «Думай же, думай… Ведь тебе очень многое необходимо обдумать».
Но в конце концов она поняла, что могла сейчас думать только одно: «Наконец-то, наконец-то, наконец-то…»
Лайон был ошеломлен произошедшим. Он чувствовал, что стал совершенно другим человеком – по-настоящему счастливым и невероятно добрым, исполненным любви ко всему человечеству. И все это из-за миниатюрной девушки, отличавшейся острым умом и зачастую – крайне агрессивной и непреклонной. Но – о чудо! – будучи обнаженной, она превращалась в дерзкую и непредсказуемую соблазнительницу, предававшуюся любви с неудержимой страстью. Какой восхитительный контраст!
Лайон надеялся, что не наставил ей синяков. Впрочем, он был почти уверен, что сам покроется синяками в тех местах, куда впивались пальцы Оливии. Эта мысль доставила ему удовлетворение. Как и ее пронзительный крик в тот момент, когда она вцепилась в него, испытывая наивысшее наслаждение.
– Ты прямо-таки сияешь, – с улыбкой сказала Оливия.
– Мне следовало бы печалиться. – Лайон тоже улыбнулся. – Ведь тебе так и не удалось помыться. И теперь уже не удастся, так как мы потеряли мыло.
– Значит, оно сейчас направилось в Гавр?
– Да, возможно. Если повезет с течением.
Оба улыбнулись и посмотрели на маленькое озерцо чуть поодаль.
И тут Лайон – словно в него вдруг бес вселился – ткнул коленом в округлую попку Оливии. Она вскрикнула и, размахивая руками, свалилась в озеро и скрылась под водой. Вынырнув на поверхность, она откинула с лица волосы, залепившие ей глаза, и, сверкнув взглядом, закричала:
– Чудовище! Негодник! Негодяй! – В следующее мгновение лицо ее преобразилось, и она с улыбкой воскликнула: – О-ох, Лайон, это восхитительно!
Он рассмеялся, а Оливия принялась резвиться, наслаждаясь купанием. Ее ноги смутно серебрились в прозрачной воде, а заострившиеся розовые соски соблазнительно подпрыгивали над самой поверхностью.
Тут Лайон бросился в озеро и нырнул, увлекая за собой Оливию. Через несколько секунд они одновременно вынырнули на поверхность.
– Я рыбак и хочу овладеть русалкой! – прорычал он.
– Нет, никогда! – воскликнула Оливия и, оттолкнувшись пятками от дна с удивительной силой, стремительно, словно выдра, поплыла прочь.
Лайон рванулся за ней. Она вскрикнула и ловко увернулась от него; и постоянно ускользала точно шелки
[23]. Но им обоим было ясно: победителем должен стать Лайон – и вовсе не потому, что плавал быстрее, а потому, что Оливия сама этого хотела.
Не прошло и пяти минут, как он оказался перед ней и, обнимая, привлек к себе, сковав кольцом своих рук словно железным обручем. Оливию тотчас же охватила слабость – и сильнейшее желание, усиливавшееся с каждым мгновением. Ее соски терлись о твердокаменную грудь Лайона, и она с трудом удерживалась от стона.
– Я поймал тебя, – заявил он, констатируя совершенно очевидный факт.
– Выходит, что так. Но обращайтесь со мной учтиво, любезный сэр.
– И не мечтай, – пробормотал он.
– Наверное, мы сможем… прийти к соглашению по поводу моего освобождения. – Руки Оливии скользнули под воду, и пальцы коснулись возбужденной мужской плоти.
Лайон вздрогнул – и замер на мгновение. После чего с улыбкой проговорил:
– Вижу, ты обнаружила мой гарпун.
– Похоже, что так, – прошептала Оливия.
– И что ты собираешься с ним делать?
– Ну… возможно, вот это…
Сомкнув пальцы вокруг его набухшего естества, она явно собралась еще что-то добавить, но не успела: протяжно застонав, Лайон пробормотал:
– Превосходное… предложение. – Похоже было, что он едва дышал.
И тут вдруг все происходящее представилось Оливии чрезвычайно значительным и полным смысла – и шум водопада, и прерывистое дыхание Лайона… и все, что их окружало в этом райском уголке.
А потом губы их слились в поцелуях – вначале лениво-томных, а затем – все более страстных и неистовых, исполненных неудержимого желания, владевшего ими с самого начала; казалось, что желание это им никогда не удастся полностью удовлетворить.
– О боже… Лив, пожалуйста, не останавливайся, – прохрипел Лайон и снова впился поцелуем в ее губы.
А затем, когда она принялась покрывать поцелуями его шею, он чуть приподнял ее, обхватив ладонями ягодицы, и стремительно вошел в нее. Оливия протяжно застонала и воскликнула:
– Боже мой, Лайон!..
Она обвила его ногами, и он тотчас же начал двигаться, сначала очень медленно, как бы мучая и ее, и себя, а затем…
Через несколько минут он содрогнулся и прохрипел:
– Лив, Лив! О боже, Лив!..
В следующее мгновение их крики эхом прокатились среди скал, а вода вокруг них забурлила.
Безо всяких усилий подхватив на руки Оливию, все еще обвивавшую его ногами, Лайон вынес ее на берег, уложил на одеяло и тотчас же растянулся с ней рядом.
Так они и лежали какое-то время, счастливые и удовлетворенные. Оливия машинально водила ладонью по его телу. Когда же обвела пальцем тот круглый шрам, в котором сразу распознала рану от мушкетной пули, невольно вздрогнула. Кто-то стрелял в Лайона! Но он выжил. Ей казалось, она знала, почему в него стреляли, и знала, как это случилось. Но даже если она ошибалась… Не имеет значения! Потому что скоро она все выяснит. Просто расспросит его.
– Лайон, можно мне кое в чем признаться?.. – пробормотала Оливия.
– Да, конечно.
– Мне хочется укусить тебя.
– Укусить? Что же я такого сделал? Чем заслужил столь дурное обращение?
– Ну… у тебя такой приятный загар… Кожа – как поджаренный хлеб или бисквит. Я слегка кусну.
– Хорошо, разрешаю.
– Значит, это не противоречит правилам?
– О, на сей счет не имеется никаких официальных предписаний, если тебя это интересует. В любовной игре дозволено абсолютно все. Все, что подсказывает нам воображение.
– В самом деле?
– Да, не сомневайся.
– Ты не шутишь?
– Может быть, странно, но в данный момент – нет. Я слишком пресыщен, чтобы что-либо выдумывать.
– Знаешь, мне понравилось все, что мы делали до сих пор.
– Боже милостивый! Мне тоже… – Лайон лениво потянулся, точно наевшийся сливок кот.
Оливия чуть приподнялась и осторожно куснула его в грудь.
