– Ох уж эти невесты! – воскликнули в унисон обе тетушки.
– Нужно как можно скорее венчать их, – продолжила одна из них. – Чем больше времени проходит между помолвкой и свадьбой, тем раздражительнее они становятся.
– Мы поженились сразу же, без промедления, – заметил дядюшка Филлипс. – Но это ничуть не смягчило твой нрав.
Паулина ахнула и шутливо шлепнула мужа по руке.
«…Вот так жизнь снова втиснула меня в узкие рамки», – со вздохом подумала Оливия. Она уже почти поверила, что Кадис ей просто приснился. И, конечно же, приснилось все то, что там якобы происходило. Но у нее все еще сохранялись бледные синяки в тех местах, где пальцы Лайона впивались в ее тело, когда они с ним самозабвенно предавались любовным утехам. Как дикие звери в брачный период…
Оливия со вздохом закрыла глаза – жгучее желание охватило ее при одном лишь воспоминании об этом.
Нет, это вовсе не было сном. Ведь она действительно вернулась с неким подобием золотистого оттенка на лице, потому что целый день провела на солнце без шляпки. Но она помнила, что Лайон сказал ей: «Люди видят то, что им хочется видеть». И поэтому, глядя на нее, никто не мог догадаться, что она неистово занималась любовью с пропавшим пять лет назад Лайоном Редмондом.
«Ты сделаешь то, что посчитаешь правильным». Черт побери, что означали эти его слова?! И означали ли они вообще что-нибудь?
«Я не вернусь вместе с тобой в Англию».
Но ее жизнь здесь – здесь ее близкие и все, что ей дорого. Кроме него…
«Будь верна себе, Оливия». Именно так он сказал ей на прощание. Но не сказал, что любит ее, хотя, безусловно, любит – она чувствовала это. И она точно знала: они с Лайоном просто созданы друг для друга. Но если любит, то почему же так легко отпустил?
– Мама, как ты думаешь, тетя Паулина и дядя Филлипс влюблены друг в друга?
Оливия хотела задать матери совершенно другой вопрос, но нужно было подвести ее к этому так, чтобы не слишком встревожить.
Мать оторвала взгляд от меню свадебного завтрака, которое внимательно изучала, и с удивлением воззрилась на Оливию.
– Не знаю, влюблены ли они, но я уверена, что они любят друг друга. – Мать едва заметно улыбнулась. – Видишь ли, существуют разные виды любви.
Оливия кивнула и со вздохом уселась.
– Может, лимонные кексы с тмином? – с беспокойством спросила мать. – Или лучше пирог? Я имею в виду торжественный завтрак…
– Лимонные кексы вполне подойдут. – Оливия сомневалась, что вообще сможет есть.
– Прекрасно! – Мать сделала пометку в меню.
– Мама, скажи, ты была влюблена в папу, когда выходила за него замуж?
– О господи! Ну да, конечно… я была влюблена. – Было понятно, что мать сказала правду, потому что в глазах ее появилось мечтательное выражение и все лицо словно озарилось внутренним светом.
У Оливии стало радостно на сердце, и она спросила:
– Он был очень красивым в молодости?
– Ах, дорогая, видела бы ты его, когда он был юношей… Твой отец скакал на лошади с бешеной скоростью, рискуя свернуть себе шею. Но все знали его как блестящего наездника, и смотреть на него было сплошным удовольствием. Захватывающее зрелище для юной девушки, должна признаться. Стоило мне услышать топот копыт – и мое сердце едва не выскакивало из груди, потому что я знала: это он. И до сих пор при топоте копыт у меня замирает сердце, хотя твой папа давно уже не носится на лошади…
– Колин обычно тоже летал бешеным галопом, – с улыбкой сказала Оливия. – До встречи с Мэдлин…
Тут мать вдруг замерла на мгновение, потом порывисто встала, подошла к окну и выглянула наружу. Возможно представляя, как молодой Джейкоб Эверси скачет галопом по лужайке… Какое-то время она молчала, затем проговорила:
– Но не думай, что любовь с годами не подвергается испытаниям. Как-то раз – мы тогда уже поженились – твой отец отправился в море на некоторое время… Впрочем, он плавал и тогда, когда был еще моложе. Отец иногда слишком увлекался рискованными операциями с деньгами, поэтому… Обычно ему везло в делах, но как-то раз мы потеряли слишком много, и тогда он отправился на поиски удачи. Это было… очень трудное время. Но истинная любовь способна выдержать любые испытания и только становится еще крепче.
Оливии интересно было узнавать эти подробности о жизни ее родителей, точно так же, как годы назад интересно было слушать рассказ отца о том, как он ухаживал за ее матерью. И теперь-то она наконец поняла: отец тогда вовсе не пытался предостеречь ее против Лайона – просто вспомнил про Айзею, своего давнего недруга и соперника.
– Это случилось как раз перед тем, как родился Колин? – спросила она. – Это тогда папа ушел в море?
– Да.
– И вы с папой…
– В общем… мы были счастливы. До сих пор счастливы. И постоянно поздравляем себя с удачным браком и великолепным потомством.
Оливия весело рассмеялась, а мать тем временем продолжала:
– Не берусь говорить за весь женский род, могу высказать только собственные соображения… Так вот: я думаю, существует любовь, с которой все мы появляемся на свет божий. Ей невозможно противиться, потому что она дана нам природой – как цвет глаз или тембр голоса. Это любовь, в которую люди проваливаются… как в омут. Такая выпала на долю и тебе. Но бывает любовь и другого рода, любовь, которая обволакивает постепенно, год за годом. Обволакивает как мягкая пряжа… нитями уюта и семейного тепла. Полагаю, именно это чувство связывает теперь Паулину с твоим дядей. Не знаю, влюблены ли они, но эти двое определенно любят друг друга. Не скажу, что эта любовь лучше, чем другая. Ведь всякая любовь – благословение Господне. Может быть, возможность дарить любовь и получать ее в ответ – это и есть то, ради чего рождаются люди. И мне думается, что если ты любила однажды… значит, можешь полюбить снова.
Слова «Лайон Редмонд» никогда не произносились ими вслух, но, конечно же, последняя фраза была о нем, и они обе знали это.
– Я люблю тебя, мама.
– А я люблю тебя, дорогая. Пойми, Оливия, мы с твоим отцом хотим лишь одного – чтобы ты была счастлива, жила в безопасности и была любима. Мы всегда только этого и хотели. Никогда не забывай об этом.
Оливия молча кивнула. Да и что она могла на это ответить?..
Незаметно выскользнув из дому, Оливия направилась к преподобному Силвейну, а когда проходила мимо кладбищенской ограды, припомнила, как уронила молитвенник, наклонилась за ним, а вокруг – подолы юбок и носки туфель… Именно тогда, в эти мгновения, она впервые заглянула в глаза Лайону. И даже теперь воспоминание об этом заставило ее сердце замереть.
Вспомнила она и то, как потом прилюдно прогуливалась с Ланздауном вдоль этой самой ограды. Прогуливалась, зная, что весь город ее увидит… И вот теперь, повинуясь внезапному порыву, Оливия свернула на кладбище, чтобы побродить среди могил предков. Перед одной из последних она остановилась. Здесь была похоронена леди Феннимор – дама, склонная к иронии. Оливия всегда улыбалась, читая надпись на ее надгробии:
