Какое-то время тишину нарушало только ее тяжелое дыхание, эхом разносившееся по колокольне. А затем он чуть хрипловатым голосом произнес:
– Это были самые ужасные мгновения моей жизни.
Оливия молчала. Но при этом не спускала с него глаз – чтобы он снова не исчез. И она точно знала, что пришла сюда сейчас, чтобы заявить на него свои права.
– Но они были также и лучшими, – добавил Лайон.
Оливия по-прежнему молчала. И по-прежнему пристально смотрела на своего мужчину, стоявшего сейчас перед ней.
Молчание затянулось на несколько минут. А в солнечном луче весело кружились пылинки, исполнявшие праздничный танец.
– Если тебя удивляет этот маскарад… – проговорил, наконец, Лайон, указав на потрепанный плащ, теперь лежавший на полу у его ног. – Видишь ли, когда я узнал, что ты собираешься замуж, я не был даже уверен, что хочу тебя видеть, как не был уверен, что захочу когда-нибудь вернуться в Англию. Но я точно знал, что всегда буду желать тебе только счастья, поэтому… – Он ненадолго умолк. – Но потом я понял, что всегда буду готов отправиться за тобой хоть на край земли – что бы ни случилось. Мне кажется, эта любовь всегда была со мной. Я любил тебя еще до того, как встретил, поэтому готов за тебя бороться.
Оливия судорожно сглотнула, все еще не в силах вымолвить ни слова, а он тихо добавил:
– Я чуть не умер, когда расстался с тобой. Но все же я был прав, отправив тебя домой.
Это был одновременно и вопрос, и утверждение. И Оливия наконец-то произнесла:
– Да.
Это слово ей следовало сказать ему еще тогда, много лет назад. «Да, Лайон, я пойду с тобой. Да, я буду с тобой. Да, я верю в тебя. Да, ты моя жизнь и моя любовь. Ты моя судьба – несомненно».
Однако ей потребовалось многое пережить, чтобы осознать все это. И теперь она чувствовала, что вот-вот расплачется.
– Я люблю тебя, Лайон, – заговорила она поспешно. – Я всегда тебя любила. И буду любить вечно, – мысленно добавила: «Такими и должны быть настоящие брачные обеты».
Лайон же, сделав глубокий вдох, медленно приблизился к ней и протянул ей носовой платок. Она взяла его и привычно ощупала уголок, где были вышиты его инициалы. Теперь она знала, как будут отныне и впредь помечаться ее собственные носовые платочки: буквами ОКР – Оливия Катерина Редмонд.
– Ты знал, что я поступлю именно так… – сказала она, утирая глаза.
– Да, конечно. И все же ожидание стоило мне нескольких лет жизни.
– Тогда надо с толком использовать те годы, что еще остались.
Лайон кивнул и крепко обнял ее. А она крепко прижалась к нему, и на некоторое время они замерли, наслаждаясь возможностью просто обнимать друг друга. Потом Лайон принялся осыпать поцелуями ее лицо, лихорадочно повторял:
– Любовь моя, любовь моя, любовь моя…
В церкви же тем временем четверо прихожан наконец-то нарушили распоряжение священника и один за другим поднялись со своих мест. Это были Айзея и Фаншетт Редмонд, Джейкоб и Изольда Эверси. И тотчас же по церкви пронесся шепот:
– Лайон… Лайон Редмонд… Это был Лайон Редмонд…
– Мой сын… – прохрипел Айзея. – Неужели это был… мой сын?..
– Где моя дочь?! – в волнении воскликнул Джейкоб и принялся было между скамейками пробираться к дверям.
И тут раздался громкий голос священника:
– Друзья, прошу минуту внимания! – Он поднял вверх обе руки, призывая к тишине.
Все четверо подчинились и обернулись к преподобному Силвейну. Священник же молча кивнул Ланздауну – словно дал разрешение произнести надгробную речь, – и виконт, глубоко вдохнув, повернулся лицом к прихожанам, теперь притихшим и настороженно наблюдавшим за ним, и отчетливо проговорил на удивление твердым голосом:
– Приношу мои глубочайшие извинения всем приглашенным на венчание. Его не будет: ни сегодня, ни вообще…
Кивком поблагодарив священника и шумно выдохнув, Ланздаун удалился за кафедру, вверяя себя заботам ошеломленного приятеля, своего шафера.
– Леди и джентльмены! – провозгласил Адам. – Друзья и родственники! Вы можете расходиться по домам: венчания не будет.
– Мой сын!.. – воскликнул Айзея Редмонд. – Черт побери, где мой сын?! Неужели это он…
– Успокойся, Айзея, – внезапно раздался женский голос.
Он замер на мгновение. После чего с удивлением обернулся. Это были первые слова, сказанные ему Изольдой Эверси за много лет. И выражение его лица – как и всегда, когда он смотрел на нее, – помимо его воли смягчилось. Он ничего не мог с собой поделать, и теперь все наблюдавшие видели это.
– Айзея, оставь их в покое, – тихо добавила Изольда.
И в тот же миг Джейкоб взял жену за руку и проворчал:
– Пойдем домой. Да-да, мы все отправляемся домой.
– А что, если она… – Изольда в отчаянии взглянула на мужа.
А тот, повинуясь чутью, рожденному годами жизни в любви и согласии, протянул ей носовой платок, поскольку глаза ее уже наполнились слезами.
– Не беспокойся, Изольда, – мягко сказал Джейкоб, слегка нахмурившись. – Она придет домой, я знаю это.
И, пронзив Айзею Редмонда яростным взглядом, который в иные времена заставил бы того схватиться за шпагу, Джейкоб Эверси повел жену прочь. Все родственники тотчас же последовали за ними. И было совершенно очевидно: несостоявшееся венчание оказалось весьма занимательным, хотя и не для всех, конечно: матери и отцу невесты было не до веселья.
Через несколько секунд поднялась обычная суета – все остальные тоже повставали со своих мест и устремились к выходу. Все, за исключением Ланздауна – тот по-прежнему скрывался у алтаря, надеясь оставаться незамеченным до тех пор, пока не сумеет ускользнуть вместе со своей родней.
Исключением была еще и леди Эмили Хауэлл, энергично пробивавшаяся к нему сквозь толпу.
Когда церковь наконец опустела и ближайшие дорожки очистились от людей, Адам и его жена Ева бегло осмотрели кладбище, после чего подошли к колокольне и поднялись, стараясь как можно больше шуметь по пути, дабы предупредить о своем появлении влюбленных.
А те сидели на полу, расположившись на сюртуке Лайона. Он обнимал Оливию одной рукой, и ее голова покоилась у него на плече. Они тихо о чем-то разговаривали и смеялись – словно уже десяток лет были женаты.
– Адам!.. – Оливия вздрогнула и виновато взглянула на кузена.
Лайон взял ее за руку, успокаивая, и прошептал:
– Милая, мы уже познакомились, и я попросил преподобного Силвейна удерживать всех на месте, если ты покинешь церковь, а потом, когда бросишься вслед за мной, отправить всех по домам.
«Лайон всегда все планирует заранее», – подумала Оливия и, улыбнувшись кузену, сказала:
