– Он знает меня лучше, чем я сама себя знаю.
– Мистер Редмонд замечательный человек, – сказал Адам.
И он знал, что говорил. Ведь он, священник, влюбился в «неподходящую» женщину, и ему тоже пришлось за нее бороться. Конечно, его методы отличались от методов Редмонда, но он безошибочно узнавал истинную любовь, которая была для него священна.
– Замечательный человек, преподобный Силвейн, – сказал Лайон, улыбнувшись священнику.
И эти двое нисколько не сомневались, что станут друзьями.
– Вы собираетесь венчаться здесь, в Пеннироял-Грин? – спросил Адам.
Оливия и Лайон переглянулись и дружно ответили:
– Да!
После венчания, вернее – после церемонии, едва не завершившейся венчанием, Айзея Редмонд вернулся к своему великолепному письменному столу в библиотеке, где было принято множество блестящих решений и лишь несколько в высшей степени неудачных.
Перед его мысленным взором то и дело возникало лицо Оливии Эверси, бросившейся этим утром к выходу из церкви. При этом лицо ее пылало такой любовью, которую ему, Айзее, прежде доводилось видеть только однажды. Это случилось много лет назад, когда на лице Изольды, смотревшей на него, появилось точно такое же выражение…
Говорили, что Оливия выбежала вслед за Лайоном. При мысли об этом Айзея закрыл глаза, вновь ощутив острую боль от незаживающей раны – потери старшего сына.
Черт возьми, он не понимал. Он совершенно не понимал!
Руки у него дрожали, но было еще слишком рано, чтобы взбодриться с помощью бренди.
Проклятье, жизнь в последние несколько лет преподносила ему один неприятный сюрприз за другим: похоже, что он, Айзея, начинает стареть.
У двери кабинета кто-то вежливо кашлянул, и Айзея поморщился, недовольный, что прервали его размышления.
Тут дверь отворилась, и перед ним появился слуга.
– В чем дело? – буркнул Айзея.
– Здесь мистер Лайон Редмонд с визитом.
У Айзеи перехватило дыхание, и он замер на мгновение. После чего чуть приподнялся в кресле. В следующую секунду в кабинет вошел его старший сын – элегантный мужчина, потрясающе красивый, но суровый и хмурый.
Да, это был его старший сын, внезапно появившийся в их городке. Он сделал несколько шагов и молча остановился посреди комнаты.
В кабинете царила зловещая тишина, и лишь большие часы, как обычно, отсчитывали секунды.
– Лайон… – прохрипел Айзея и тут же умолк, не зная, что сказать.
– Пожалуйста, не вставайте, отец, – произнес Лайон.
И Айзея снова опустился в кресло. Но он не предложил сыну сесть. Было ясно, что тот не собирался это делать, а Айзея не хотел услышать отказ.
И снова воцарилась тишина.
Айзея внимательно смотрел на сына. Было очевидно, что Лайон долго плавал в далеких морях, сражался в жестоких битвах и повидал множество стран. Более того, Айзее почему-то казалось, что теперь Лайон прекрасно понимал его, понимал намного лучше, чем кто-либо еще.
При мысли об этом Айзея судорожно сглотнул. И со вздохом прикрыл глаза ладонью. Казалось, что он оставался абсолютно недвижим, однако же…
Внезапно Лайон заметил, что плечи отца дрожат. О господи, Айзея Редмонд… плачет!
Но Лайон не мог его утешить, даже не пытался. По правде говоря, он просто не знал, как это делается, но точно знал, что его отец ужасно одинок. И это было величайшей трагедией его жизни.
Наконец, глубоко вдохнув, Айзея пристально посмотрел на сына. А тот, чуть помедлив, тихо сказал:
– Вы необыкновенный человек, отец. Вам всегда удавалось по своему желанию все оборачивать себе во благо. Кроме любви.
– Лайон, сынок… – Голос отца прервался.
– Однажды вы сказали, что у меня есть выбор, – в задумчивости продолжал Лайон. – Наверное, когда-то вам тоже пришлось выбирать, причем не единожды. И, я уверен, по меньшей мере один раз вы ошиблись.
Айзея тихо вздохнул, глядя на сына как на привидение. А тот вновь заговорил:
– Отец, я знаю о деньгах, которые вы инвестировали под именем Джейкоба Эверси в треугольную торговлю.
Айзея вздрогнул и замер в неподвижности. Лайон тотчас узнал эту его манеру: это было признание вины и одновременно напоминание о прежнем Айзее, который мгновенно продумывал, как обернуть дело в свою пользу.
– Не стану рассказывать, как я узнал об этом, но предпринял это расследование ради женщины, которую люблю. Как вам известно, вопрос об искоренении рабства она принимает очень близко к сердцу, как, впрочем, и я. Да, я разделяю ее убеждения и не могу представить, как вы можете потворствовать процветанию рабства – пусть даже ради прибыли.
Айзея по-прежнему молчал.
– Отец, так каков же был ваш план? Выдать со временем Джейкоба Эверси властям? Или в конце концов предать огласке эту историю, чтобы разрушить его репутацию и навсегда обесчестить его в глазах жены и дочери?
Убийственное молчание затягивалось. Наконец Айзея заговорил, и в голосе его прозвучала угроза:
– Ты не знаешь эту историю, ты совершенно ничего не знаешь.
– Ошибаетесь, отец, я знаю вполне достаточно, – возразил Лайон. – А пришел к вам, чтобы сообщить: лучше не пытайтесь снова сотворить что-нибудь в этом роде. Надеюсь, вы меня поняли.
Айзея молча пожал плечами, а Лайон добавил:
– Я собираюсь жениться на Оливии Эверси, как только мы получим специальное разрешение. Полагаю, это произойдет в следующее воскресенье. Здесь, в Пеннироял-Грин. Будем рады, если вы придете. Но ни она, ни я не нуждаемся в ваших деньгах или в одобрении.
Айзея со вздохом кивнул.
– Отец, я кое-чему научился за последние несколько лет: в чем-то превзошел даже вас, но кое в чем до вас мне далеко. Я никогда не сдаюсь. И превосходно умею делать деньги. Не могу с уверенностью сказать, к счастью или к несчастью, но я стал таким, каков я сейчас, главным образом благодаря вам, отец. Поэтому огромное вам спасибо.
– Лайон, я… – Айзея откашлялся. – Лайон, я просто… Я очень рад, что ты дома.
И было очевидно, что эти слова – правда. Лайон знал, что отец действительно любил его, любил по-своему. И то, как он поступал со всеми членами своей семьи, являлось попыткой оправдать выбор, сделанный им много лет назад. Но это не делало отцовский выбор правильным. Поэтому Лайон промолчал.
Какое-то время мужчины пристально смотрели друг на друга. Но в конце концов Лайон все же задал вопрос, давно мучивший его.
– Отец, вы по-прежнему любите ее? – спросил он, имея в виду Изольду Эверси.
Айзея долго молчал. А потом из горла его вдруг вырвался страстный звук, напоминавший смех, только слишком уж невеселый. Но именно он и являлся его ответом сыну.
