– На кухне за шкафчиком. Ключ у мужа… Я правду говорю. Вы все забирайте, только нас пощадите.
– Лежи, шлюшка, тихо. – Глен еще раз пнул ее ногой, и тут у девочки не выдержали нервы.
– Мама! Не тронь маму! – Она оттолкнула Глена и бросилась к матери.
– Ух, крыска! – Глен изо всей силы саданул ребенка ногой. Девочка пролетела через весь коридор и потеряла сознание.
– Ах, гад! – Телохранитель приподнялся и из полусидячего положения саданул Глена так, что тот всем телом шмякнулся о стену. Со стены упала картина, и рама разбилась на кусочки. Хлоп – самодельный глушитель подавил звук выстрела. Телохранитель завалился на бок. На его груди расползалось красное пятно.
– М-мать твою!.. Уходим! – скомандовал Глен.
– А с этими что делать? – спросил Снайпер Матросова по-азербайджански. За годы войны они выучили язык настолько, что могли перекинуться несколькими фразами. Это было удобно, когда не хотелось, чтобы их понимали другие.
– Не знаю, – пожал плечами Матросов. – Вы командиры, вы решайте. Ребенка жалко. – Он перешел на русский. – Это все-таки не с карабахскими ишаками воевать.
Глен посмотрел на них, понял, о чем они разговаривают, и приложил палец к виску, вопросительно приподняв брови. Снайпер пожал плечами.
Глен кивнул и поднял пистолет. Потом покачал головой.
– Пусть живут. Свяжем.
– Звери, – прошептала женщина перед тем, как ей связали руки и запихали кляп в рот…
– Все же надо было их пришить, – сказал Снайпер в машине, закуривая сигарету. Руки его почти не дрожали.
– Нет, нельзя было. Трое убитых, из них один ребенок – такой шухер начнется, со всей Руси ментов нагонят. А так обычный разбой, каких полно.
– Могут опознать, – не успокаивался Снайпер.
– Мы в масках были.
– Может, пронесет…
Никто из них снова не заметил пристроившейся сзади «девятки».
* * *
В «Синем гусе» в уютном кабинете вновь собрались Медведь, Кот, директор рынка Ашот Пазарян и руководитель азербайджанских бригад Анвар Джавадов. Опять на столе была стерлядка, икорка, салаты, грибы… Марочный коньяк и водка «Зверь» помогали расслабиться, но ими никто не увлекался. Разговор опять был из тяжелых. Если встреча закончится неудачей, последствиями этого могут быть кровавые разборки, автоматные очереди, взрывы.
– Что-то со мной стало твориться. – Медведь с тоской глядел на заставленный деликатесами стол. Он связался с таблетками молодости, и произведения кулинарного искусства перешли для него в разряд запретных. – Понимаешь, Анвар, проснулся я ночью в холодном поту. Приснился мне кошмар. Будто ты перестал меня уважать и даже вторгся в мои владения.
– Это магнитные бури, дорогой. Мне тоже во время них снится всякая ерунда.
– Но кое-что все-таки мне не приснилось… Знаешь генерального директора ТОО «Персей» Гусмана?
– Знаю. У него вроде бы какие-то неприятности.
– Серьезные неприятности, Анвар. Очень серьезные. Два дня назад кто-то вломился в его квартиру. Взяли деньги, драгоценности – на огромную сумму, ордена. Но это мелочи. Хуже, что пристрелили бычка, охранявшего квартиру. Переломали ребра десятилетней дочке. У жены психическая травма – в неврологическом отделении лежит. Можешь себе такое представить?
– Ох, распустились, шакалы облезлые! Совсем на них управы нет. – Анвар возмущался, но в голосе его чувствовались фальшивые нотки.
– Короче, не буду разводить воду: это сделали кавказцы.
– За кого ты нас принимаешь? Чтобы наши земляки детей били? Никогда. Среди других ищи.
– Это были кавказцы. Говорили с кавказским акцентом.
– Мало ли кто говорит с акцентом. У меня вон английский акцент, но я в Англии не был.
– Они переговаривались по-азербайджански.
– Кто сказал?
– Жена Гусмана.
– Она знает азербайджанский?
– Нет.
– Тогда откуда она знает, что говорили по-азербайджански?
– Она общалась с азербайджанцами и отдельные слова поняла.
– Это не доказательство, чтобы винить моих земляков. Это могли быть грузины, армяне.
– Один из них сказал, что тут тебе не с карабахскими ишаками воевать.
И Медведь, и Анвар прекрасно знали, что карабахскими ишаками и азербайджанцы, и ереванские армяне называют карабахских армян.
– Все равно не верю, – постучал пальцами по бокалу Анвар. – Наши такого не могут сделать.
– Уж что ваши могут сделать, я тебе могу рассказать. В Александровске семью из пяти человек кто вырезал, чукчи, что ли?
– Это Джамал был, он сумасшедший, его еще в Баку убить хотели, он и там всех заколебал.
– Гусман – мой старый кореш. Я у него в должниках, а это, сам понимаешь, немалого стоит. Я сделаю все, чтобы этих подонков найти и рассчитаться с ними звонкой монетой. Ты не только у земляков, ты у всего Кавказа авторитетом пользуешься.
– Если у залетных, то не пользуюсь.
– Ох, оставь. Без твоего ведома они и не дышат. В общем, ты их мне найдешь.
– А потом что будет?
– Если найдешь ты, заставим награбленное вернуть и уплатить проценты. Если я – заставлю вернуть награбленное и… убью.
– Договорились. – Анвар поднял рюмку. – За то, чтобы сообща решить эту мелкую проблему.
– Выпьем! Ты сегодня же начнешь рыть носом землю. Ты знаешь, что Медведь мужик мягкий, но не стоит ему наступать на лапу.
– Зачем повторять? Все понятно.
Анвар знал, что с Медведем лучше не шутить. Если им овладеет какая-то мысль, он попрет вперед, как бык, не оглядываясь, круша на пути и правых, и виноватых. Видеть разъяренного Медведя, жить под страхом новой войны Анвару не хотелось. Поэтому он в тот же день вместе с Ашотом Пазаряном поднял на ноги всех земляков и готов был во что бы то ни стало хоть на аркане притащить Медведю проштрафившихся налетчиков. Он готов был удавить этих негодяев собственными руками не столько за то, что они подняли руку на ребенка, сколько за гораздо большую вину – они едва не разрушили хрупкое согласие между ним и славянскими бригадами.
Два дня Анвар сидел как на иголках. Попытки что-то узнать ни к чему не приводили. Спас положение Джамал Якупов, у которого была будка на улице Плеханова, около дома, где проживал Гусман.
– В какой, говоришь, день это было? В среду? – осведомился Джамал у одного из людей Анвара, производивших разведывательный опрос.
– Точно, в среду.
– Во сколько?
– Около двенадцати.
– Видел я тут двоих, крутились поблизости.
– Кто такие? Описать можешь?
