– Бери пепельницу, – собеседник поневоле кивнул в сторону тумбочки, на которой прямо под плакатиком с изображением перечеркнутой сигареты стояла целая стопка керамических и стеклянных пепельниц, – и вперед.
– Ну, что, – приезжий допил пиво, заказал еще и с удовольствием закурил, – давайте, уважаемый Борис Аркадьевич, знакомиться. Я…
– Засранец ты, – прозвучало с некоторым надрывом в ответ. – Ну почему бы вам всем взять и не оставить меня в покое? Некрасиво получается, не по понятиям.
– В смысле?
– С конторой у меня давно все ровно. В смысле, развод и девичья фамилия. И договор: я веду себя прилично, а она обо мне навсегда забывает. Так какого, позволь узнать, черта?..
– Да-да, конечно, – молвил гость незваный, провожая изумленным взглядом парочку проходящих мимо юных аборигенок, – целиком с вами согласен.
Низенькая, где-то полтора центнера весом, одна. В ярко-желтой блузке, фиолетовых «велосипедках», туфлях со стразами и на высоченных шпильках. Баскетбольного роста вторая, с невероятной красоты длиннющими ногами от коренных зубов. В джинсовой мини-мини-юбке, светлом топике и зимних сапогах на меху. По-южному громко о чем-то своем щебеча, стреляя глазками на триста шестьдесят градусов, проследовали мимо, завернули за угол и пропали из виду
[38].
– Так о чем мы? – заглянул он в кружку и с огорчением убедился в том, что она пустая.
– О том, засранец, – не стал церемониться собеседник, – что я никого в гости не ждал, – вздохнул. – А тут ты такой.
– То есть вас о моем приезде предупредили?
– Угу, – допил пиво и отставил кружку в сторону. – И даже фото твое скинули.
– Что же вы тогда такой неласковый?
– Ладно, как там тебя, Котов Александр?..
– Можно просто Котов или Саня. Кстати, коль пошел серьезный разговор, давай-ка еще по пивку?
– Для конспирации? – усмехнулся Борис, который Аркадьевич. – А что, хорошая мысль. Только тогда еще и пожевать чего-нибудь закажем. Вдруг это у нас надолго.
– Принимается, – не стал спорить Котов. – Как насчет чего-нибудь такого? – и шевельнул пальцами в сторону столика у входа, где двое шкафообразных субъекта, явные соотечественники, растворяли в пиве содержимое громадного блюда: пары ракообразных с крупными клешнями и мордами серийных нарушителей правопорядка в окружении овощей и жареной рыбешки.
– Этого зверя здесь называют бабушкой, – последовал ответ. – Очень рекомендую. А я, пожалуй, закажу стейк.
– Что так?
– Не питаю слабости к рыбе и прочим морепродуктам.
– Что совсем не мешает вам снабжать этой рыбой и «прочими морепродуктами» с пяток ресторанов на побережье.
– Надо же как-то убивать время, – развел руками собеседник. – А не позвонить ли мне на всякий случай в Москву? Вдруг выяснится, что ты, мил человек, самозванец, – и аж зажмурился в предвкушении. – Как было бы здорово!
– Лучше с моего, – Саня выложил на стол трубку. – Чтобы на роуминге не разориться.
Глава 39
Yi bu yi bu de dadao mudi
[39]Если в жизни все вдруг пошло наперекосяк, лучше всего щедро протереть карму чем-нибудь спиртосодержащим, иногда помогает. К сожалению, не мой случай. Не время и не место, враги кругом. Хотя самую малость все-таки можно. Исключительно для аппетита и снятия стресса.
Я забросил в пасть полстакана ее, родимой, поморщился и тут же повторил. Легче на душе почему-то не стало. И бутерброд жевался кое-как. Пришлось налить и выпить по новой. И так еще два раза.
Покончил с ужином и, прихватив бутылку с жалкими остатками водки, перешел на балкон. Устроился в стареньком ротанговом кресле, закурил и принялся смотреть в никуда через не обремененное излишней чистотой стекло. Снаружи смеркалось, в мыслях, напротив, наступало некоторое просветление. Глотнул пару раз из горлышка для ускорения процесса и… И понял, что достаточно, дальнейшее просветление чревато остекленением, то есть антидепрессант может запросто превратиться в наркоз. Уперся в подголовник затылком, вытянул (едва не сказал «протянул») гудящие ноги. Господи, до чего же я вымотался! Если прямо сейчас заявятся злодеи, не то что сбежать, даже встать не смогу и не пожелаю. Только они не заявятся. Почему, спросите? Самое время кое-что объяснить.
Несколько дней назад, если помните, я, как последний лох, угодил в лапы тезки и его команды. Точнее, команда, которую я считал своей, просто взяла и сдала меня. «Как стеклотару», – заметил мой несостоявшийся друг Толя. И оказался совершенно прав.
Мне закачали лошадиную дозу специальной химии и задали, уверен, массу вопросов. На которые я ответил максимально честно. А потом изо всех сил изображал горькое горе, когда мне об этом рассказали.
На самом же деле все обстоит если не с точностью до наоборот, то… По-китайски это звучит как BU RAN, а по-русски означает «совсем не так».
Красиво, правда? Этому меня Генка научил, умник хренов, так и не взошедшее светило отечественной науки.
И еще кое-чему, что помогло мне без особых проблем не расколоться до задницы во время допроса. Как, спросите? Да с помощью все того же китайского языка. Человек под химией, сам того не желая, начинает страдать искренностью и честно отвечает на все вопросы. Но только отвечает, инициативы во время разговора проявлять он не способен. Вот, к примеру, спросили меня, кто мой подельник (или напарник), я и признался как на духу, что таковых не имеется. Поинтересовались, где мои запасные лежки и денежные заначки, я их тут же сдал. А потом, когда Толя сообщил о пяти отработанных точках, постарался выглядеть как можно достовернее в искренней скорби по утраченной денежке. Разве что слезу не пустил.
Получилось не то, чтобы я обманул науку, нет. Те, кто меня допрашивали, просто отнеслись ко мне как к обычному крадуну с тренированным тельцем и одной-единственной извилиной в голове от кепки с козырьком. А спроси они, кто мой GUWEN
[40] и где моя BAOLEI
[41], возможно, и не пришлось бы мне потом, во время разбора полетов, так уж сильно притворяться. Потому что скорбь о потерянном была бы искренней. Тогда вопрос: если я такой умный, то как умудрился привести супостатов к Генке? Ответ: жизнь такая – стрессы, нервы. Да и потом, я действительно не светоч разума.
Зато физически развитый. А потому смылся и рванул прямиком по заветному адресу (MOGAO
[42]).
