– Вы же вроде в Испанию собирались.
– Точно.
– А почему тогда оказались здесь?
– Ты понимаешь…
Компания соотечественников в соседнем дворике наконец угомонилась. Смолк на полувопле льющийся из колонок авто с отечественными номерами сочный до жирности, мужественный голос менестреля однополой любви. Перелетел через ограду и падающей звездой приземлился в кустах за дорогой выпущенный умелой рукой цивилизованного соотечественника окурок. Поддерживая под микитки утомившихся, разошлись по комнатам более стойкие борцы и бойчихи с зеленым змием. Стало тихо, и поздний вечер немедленно сделался томным, как белогвардейский романс.
Про… ли Расею как два пальца в песок.
Ах, родная отчизна, рази ж ты виновата,
Что пускаю я пулю в похудевший висок?..
Или что-то типа того. Мы с маэстро Химиком расположились в креслах на веранде и наслаждались такой приятной после жаркого дня прохладой, местным молодым белым вином со льдом и душевной беседой.
– Так почему все-таки не Испания?
– Видишь ли, – бывший наставник сделал небольшой глоток и поставил бокал на столик, – я ехал туда воссоединяться с семьей, но ее в адресе не оказалось.
– Это как?
– Так как-то, – вытянул он ноги. – В конце девяностых меня приняли по дороге в булочную, закрыли и принялись крутить на всю катушку. И я понял, что пришел северный зверек писец. Уж больно много им стало известно о делах моих скромных.
– Где-то засветились?
– Давай на «ты», а?
– Давай, – согласился я. – Так как?..
– Свои же и сдали, – усмехнулся тот. – Это к слову об уголовном братстве, воровской чести и прочей лабуде.
– Уверен?
– На сто десять процентов. Я потом уточнил, что к чему.
– И?
– Я, конечно, молчал как рыба сельдь под шубой, только толку-то. Следствие, как говорится, располагало.
– Чем?
– Да почти всем. – Химик потряс бокалом, слушая, как бьются льдинки о стекло. – И в тот момент, когда я уже был готов к длительной командировке куда-нибудь в солнечный Коми, вдруг пришел он.
– Кто?
– Человек из нашей с тобой бывшей конторы. И не просто так, а с шикарным предложением. Я долго и не раздумывал. Через три дня уже заседал в любимом шалмане на Соколе по уши в пиве.
– Что потом?
– Все честно заработанное за время ареста не пропало, потому что денег на страховку не пожалел.
Что-то где-то такое слышал. Еще десять лет назад была в Москве теневая страховая компания. Без вывески, естественно, известная строго ограниченному кругу граждан с уголовными наклонностями. Драла она с них, конечно же, нещадно, но не за просто так. Снабжала информацией, предоставляла при необходимости силовую поддержку, обеспечивала клиентам услуги первоклассных адвокатов, реальный, если что, грев на зоне, лояльное отношение со стороны администрации и теплое местечко в районе пищеблока или библиотеки на весь срок. Потом фирма сдулась, в смысле, учредители скурвились, перессорились при дележе дивидендов и на фиг перестрелялись.
– В общем, – продолжил он, – сам начал на них работать, а сына с женой отправил от греха подальше в Коста Брава. Я там в девяносто восьмом домик прикупил. – Помолчал и добавил: – И еще один через дорогу. Туда втроем и поехали. – Пояснил: – Сын, невестка и внучка моя, ей тогда семь месяцев исполнилось. Сватья уже потом подкатила, хотя я был против.
– Кто?
– Мамаша невестки, – пояснил тот, – бывшая следачка. Будешь смеяться, но именно она мне в конце восьмидесятых командировку выписывала, – поморщился. – Дура редкостная.
– Однако ж раскрутила в свое время, – съехидничал я.
– Раскрутила на то, что я сам на себя взял, – огрызнулся он. – А взял лишь то, на чем взяли. – Налил себе и мне. – А копнула бы чуток поглубже… – махнул рукой. – Да где ей, убогой.
– В общем, породнился ты с работником правоохранительных органов, – заметил я – Престижно.
– Еще неизвестно, кто с кем, – покачал головой маэстро. – К тому времени я уже в полном порядке был. А эта… – поморщился, – ошибка природы трусами в Луже торговала. В начале девяностых ее из органов-то поперли, вот и выживала как могла.
– За честность и неподкупность?
– За полное отсутствие мозгов и редкостную жадность. Так что женитьба моего Борьки на ее Надьке стала для этой семейки билетом в счастливое будущее. – Он с чувством выпил. – Туда они все и съехали. Без меня, к сожалению.
– Это как?
– Да так. Через полгода невестка родила пацана и выписала в Испанию маманю, за ребеночком, дескать, присматривать. Та и прилетела впереди собственного визга. И принялась правильно воспитывать молодежь. Дочка тут же встала на сторону маман.
– А твой сын?
– А сынок оказался тряпкой. В общем, когда я туда вроде как навсегда приехал, дальше порога меня не пустили. – Он покачал головой и беззвучно выругался. – Объяснили, что я криминальный элемент, а они честные испанские бизнесмены. И иметь ничего общего с таким подонком, как я, не желают. А потому предложили чемоданы не распаковывать, переночевать в сарае среди лопат и граблей, а с утра шлепать куда подальше по холодку, – усмехнулся. – Дебилы.
– Это почему?
– Да потому, что сначала выписали мне от ворот поворот, а потом денег попросили. Типа на дальнейшее развитие бизнеса.
– И ты им дал, – предположил я.
– Не смешно. – Добавил льда в бокал. – Короче, приехал сюда, как знающие люди советовали. Устроился, обживаюсь.
– По внукам не скучаешь?
– Они, конечно, милые ребята, – улыбнулся маэстро, – только у них своя жизнь, и я в нее никоим образом не вписываюсь.
– Неужели даже не поговорили?
– Как? – удивился он. – Они же по-русски ни бум-бум.
– Дела, – протянул я.
– Забей. – Бывший наставник долил в мой бокал вина и о себе не забыл. – Скажи лучше, как это ты умудрился вернуться на службу?
– Не очень-то и согласия спрашивали, – буркнул я.
Точно. Во время, как сказано в красном учебнике, вербовочной беседы в, не побоюсь того слова, элитарной рюмочной мне было прямым текстом предложено: или-или. Или я перехожу на службу в одну интересную контору под начало Котова, или мое и Генкино дела передаются в МВД. И каждого из нас трудоустраивают в деревообрабатывающую промышленность менеджерами пилы и топора. Лет так на семь.
«Ах, ты ж сука», – помнится, сказал я. «Да ладно тебе», – ответил Саня. – Расслабься и бери пример с меня». – «В смысле?» – удивился я. «По-твоему, я по своей воле оказался на службе?» – «Если честно, мне глубоко по хрену», – нахамил я напоследок. Напоследок, потому что, конечно же, согласился. Куда мне было деваться-то? А на службе говорить начальнику в глаза то, что о нем думаешь, не принято.
