Выгнали из собственного кабинета – что за чертовщина происходит? Йоргенсен стоял в зале, сердито дымя трубкой и уминая табак мозолистым пальцем. Минут через десять дверь распахнулась. На пороге стоял Расмуссен с расстегнутым воротником и горящими глазами.
– Да заходите же, заходите! – воскликнул он и едва не силой втянул офицера в кабинет, с нетерпением захлопнув дверь. – Нам нужно немедленно встретиться с премьер-министром! – Не успел изумленный лейтенант возразить, как Расмуссен передумал. – Нет, ничего не выйдет. Не сейчас. – Он принялся расхаживать по комнате, сжимая и разжимая руки за спиной. – С этим можно подождать до утра. Сначала вытащим тебя отсюда – и рванем ко мне.
Он внезапно остановился и посмотрел на офицера службы безопасности.
– Кто ваш начальник?
– Инспектор Андерс Краруп, но…
– Не годится, я его не знаю. Погодите, а глава вашего департамента, министр…
– Герр Андресен.
– Бог мой, ну конечно, Свенн Андресен! Ты помнишь его, Арни?
Клейн подумал, потом покачал головой.
– Крошка Андрес, выше шести футов. Когда мы учились в школе Кребса, он был в старшем классе. Ну, помнишь, он еще провалился под лед на Сортедамсё?
– Я ведь не успел закончить учебу, мне пришлось уехать в Англию.
– Да, конечно. Проклятые нацисты. Но он вспомнит тебя и поверит мне на слово, что дело крайне важное. Через час мы тебя отсюда вызволим, а потом стакан шнапса – в тебя, а тебя – в постель.
Однако времени потребовалось гораздо больше. Приехал министр Андресен, не выказавший особой радости от ночной прогулки, примчался его адъютант, и только тогда формальности были улажены. Маленький кабинет наполнился высокими чинами, запахами сырой одежды и табачного дыма. Наконец был подписан последний документ и поставлена последняя печать. Лейтенант Йоргенсен остался один, уставший и более чем озадаченный. Он все еще отчетливо слышал совет своего министра, который отвел его в сторону и пробурчал:
– Забудь обо всем, понятно? Ты никогда не слышал имени профессора Клейна, и, насколько тебе известно, в Данию он не прилетал. Это все, что ты знаешь, кто бы тебя ни спросил.
Действительно, кто бы мог спросить его? И что вообще все это означало?
Глава 3
– Но я не хочу встречаться с ними, – сказал Арни.
Он стоял у высокого окна, выходящего в университетский парк. Листья на дубах уже начали желтеть – осень рано приходит в Данию. И все-таки в пейзаже было какое-то очарование – золотая листва и темные стволы на фоне бледного северного неба. Маленькие пушистые облака грациозно парили над красными черепичными крышами; группы студентов спешили на занятия.
– Если бы ты согласился, это многое упростило бы, – заметил Ове Расмуссен.
Он сидел за огромным письменным столом в своем профессорском кабинете с книгами вдоль стен. Многочисленные дипломы и награды, словно гербы, украшали стену позади него. Он откинулся на спинку глубокого кожаного кресла и повернул голову, наблюдая за стоящим у окна другом.
– Неужели это настолько важно? – спросил Арни, поворачиваясь к Расмуссену.
Его руки были засунуты глубоко в карманы белого лабораторного халата. Рукав был заляпан жирными пятнами, а на манжете виднелась дыра с коричневыми краями, прожженная паяльником.
– Боюсь, это действительно важно. Наши израильские друзья очень беспокоятся за тебя. Как я понимаю, они вышли на тебя через шофера такси: установили, что ты вылетел в Белфаст рейсом САС,
[3]
но туда не прибыл. Поскольку единственная промежуточная посадка – в Копенгагене, скрыть твое местопребывание оказалось невозможно. Правда, я слышал, что сотрудники аэропорта таки устроили им нелегкую жизнь.
– По-видимому, лейтенант Йоргенсен честно отрабатывает свое жалованье.
– Совершенно верно. Он был настолько упрям, что чуть не возник международный скандал. Пришлось вмешаться государственному секретарю и признать, что ты находишься в Дании. Теперь они настаивают на встрече с тобой.
– Почему? Я свободный человек и могу уехать, куда хочу.
– Вот так и скажи, а то уже раздались тонкие намеки на похищение…
– Что? Они что, перепутали датчан с арабами?
Ове рассмеялся и повернулся в кресле, глядя на Арни, подошедшего к столу.
– Нет, ничего подобного, – сказал Расмуссен. – Им известно – из неофициальных источников, разумеется, – что ты прибыл сюда добровольно и никто не причинил тебе вреда. Но их очень интересует, почему ты прибыл в Данию, и они не собираются уезжать, пока не получат ответы на свои вопросы. В «Ройял-отеле» сейчас заседает официальная комиссия. Они сказали, что сделают заявление для прессы, если не встретятся с тобой.
– Мне этого совсем не хочется, – забеспокоился Арни.
– Думаешь, нам хочется? Поэтому лучше тебе встретиться с израильтянами и сообщить им, что у тебя все в порядке, и пусть они отправляются домой следующим рейсом. Ничего больше от тебя не требуется.
– А я ничего больше и не собираюсь говорить им. Кого они прислали?
– Четырех человек, но трое из них, похоже, просто пешки. Я провел с ними почти все утро, и единственный, кто имеет решающий голос, это генерал Гев…
– О боже! Только не он!
– Ты знаешь его?
– Даже слишком хорошо. И он знает меня. Я лучше поговорю с кем-нибудь другим.
– Боюсь, тебе не представится такой возможности. Гев стоит в коридоре и ждет, когда его впустят. Если он не поговорит с тобой, он тотчас же обратится к прессе.
– В этом можно не сомневаться. Он учился воевать в пустыне и усвоил, что наступление – лучший вид обороны. Раз у нас нет выхода, впусти его сюда, и покончим с этим. Но не оставляй нас наедине больше чем на пятнадцать минут. Чуть дольше – и он уговорит меня вернуться.
– Это вряд ли. – Ове встал и показал на свое кресло. – Садись сюда, чтобы между вами был стол. Это придает уверенности. Ему придется сесть на стул для студентов, а он твердый как кремень.
– Ему все равно, даже если это будет кактус, – уныло покачал головой Арни. – Ты просто не знаешь его.
Дверь закрылась, и наступила тишина. Время от времени через двойное стекло в окне доносились еле слышные голоса студентов. В комнате громко тикали высокие напольные часы «Борнхольм». Арни сидел, уставившись на сложенные руки, и думал, что сказать Геву. Надо было сделать так, чтобы он узнал как можно меньше.
– Отсюда далеко до Тель-Авива. – Гортанная фраза на иврите застигла Арни врасплох.
Он поднял голову и увидел, что Гев уже вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Он был в штатском, но даже цивильный костюм выглядел на нем как военный мундир. Лицо генерала, обветренное, изрезанное морщинами, было похоже на орех; длинный шрам во всю щеку приподнимал уголок рта в постоянной полуусмешке.
