– Пожары – ужасная вещь, – вздохнул полицмейстер. – Хорошо хоть, никто из людей не пострадал.
Однако вскоре выяснилось, что кое-кто пострадал очень сильно. Тем самым кое-кем был не кто иной, как Виссарион Сергеевич Хилькевич.
Он узнал о пожаре позже всех, потому что слуги, зная нрав короля дна, побоялись ему сообщить, когда пожар только разгорался. Прибыв наконец в гавань, Хилькевич застал на месте главного склада, где хранились груды контрабанды, мешки с опиумом и всякая незаконная всячина, лишь почерневшие балки и тлеющие угольки.
Хилькевич не побледнел, не покраснел, но в лице все-таки переменился. Быстро подсчитав в уме стоимость нанесенного огнем ущерба, он подумал о том, какую сцену устроит ему Груздь, занимавшийся сбытом контрабанды, что подумает о нем Вань Ли, хранивший на складе свой опиум, и велел как можно быстрее доставить себя к полицмейстеру. Тот давно уже удалился к себе, убедившись, что склад сгорел дотла.
По привычке войдя к полицмейстеру без доклада, Хилькевич увидел, что тот о чем-то разговаривает с маленьким следователем Половниковым.
– Прошу вас, сударь, выйдите, – даже не поворачивая головы в сторону короля дна, сказал де Ланжере.
Собственно, не сказал – процедил сквозь зубы. Да, так будет вернее.
Хилькевич настолько растерялся, что действительно попятился к дверям. Оказавшись в коридорчике, в котором стояли лишь несколько шатких стульев, он, однако, опомнился.
«Сукин сын! Что это на него нашло? Или он перед приезжей дамой выкобенивается?» – воскликнул он про себя и про себя же грязно выругался.
А в кабинете Половников закончил свой доклад.
– Значит, кучер молчит, – подытожил де Ланжере.
– Он сказал, ваше превосходительство, что, если проболтается, ему не жить, – отвечал следователь. – Полагаю, вы сами понимаете, что сие означает.
– М-да… – уронил де Ланжере и сделал губы трубочкой. – То есть они хотели убить горничную или покалечить ее в виде предупреждения госпоже – мол, они люди серьезные и с ними шутить не стоит.
– Возможно, – сдержанно отозвался следователь. – Но улик у нас нет.
– Бедное правосудие, – вздохнул полицмейстер. – Никакой преступник не станет церемониться, чтобы совершить преступление, а мы – изволь соблюдать права, законы, формальности… А если свидетеля подкупят, вся работа псу под хвост, если улик недостаточно, злодей почти наверняка будет на свободе… И есть еще изворотливые адвокаты, которые всякий чих толкуют в пользу обвиняемого, плюс глупые присяжные, которым всегда легче оправдать, чем осудить… Тяжела наша доля!
Половников хотел что-то сказать, но поглядел на холеное лицо полицмейстера, на его королевские усы и ничего не сказал.
– Хорошо, – снова заговорил наконец де Ланжере. – Кучера пока отпустите и установите за ним слежку. Вряд ли наблюдение что-то даст, но тем не менее.
Половников двинулся к дверям.
– Да, Антон Иваныч, – окликнул его полицмейстер, – когда будете уходить, скажите господину, который в коридоре, что он может ко мне зайти.
Следователь прекрасно знал о пожаре на складе, догадывался, с какой целью Хилькевич явился сюда, и слова «господин, который в коридоре» резанули его слух непривычно вальяжной интонацией.
«Однако любопытные у нас творятся дела с тех пор, как в городе объявилась столичная дама», – невольно подумалось ему.
Через минуту Хилькевич широким шагом вошел в кабинет полицмейстера.
– Елисей Иванович, мое почтение… Я не знал, что у вас тут некоторым образом секретное совещание…
Де Ланжере поглядел на его бакенбарды, на зубы, оскаленные в улыбке, и совершенно неожиданно поймал себя на мысли о том, как было бы хорошо, если бы баронесса Корф положила конец власти этого прохвоста. Однако тут Елисей Иванович вспомнил разные приятные дары, которые он получал от Хилькевича, шелестящие купюры, струящиеся золотые монеты и тотчас же раскаялся в недоброжелательности по отношению к своему ближнему.
– Что вам угодно? – спросил он, напустив на себя официальный вид.
Хилькевич поглядел на него с некоторым удивлением и сбивчиво (чего с ним давно не случалось) изложил свою просьбу. Сгорел его склад, на котором находилось видимо-невидимо всякого добра. Вероятно, имел место поджог, совершенный некими злоумышленниками, так не может ли полицмейстер…
– Откуда вам известно, что был именно поджог, милостивый государь? – строго спросил де Ланжере. – Вероятность несчастного случая тоже нельзя исключать.
Однако Хилькевич никоим образом не верил в то, что его склад мог загореться случайно, что он и дал понять полицмейстеру. Де Ланжере задумчиво кивнул. В сущности, ему лучше всех было известно, почему сгорел склад. Ибо он сам поджег его по распоряжению баронессы Корф.
– Что-нибудь уже удалось узнать? – с надеждой спросил Хилькевич.
– Не так скоро, милостивый государь, не так скоро, – вздохнул полицмейстер.
Следствие о сгоревшем складе вел лично Сивокопытенко, который, собственно, и помогал ему склад поджечь. Де Ланжере поймал себя на том, что его так и подмывает улыбнуться, и сурово кашлянул.
– Полагаю, вас скоро вызовут к следователю, – сказал он и развернул какую-то бумагу.
– Это еще зачем? – насторожился Хилькевич.
– Мало ли что, – уклончиво ответил полицмейстер. – Вдруг здание было застраховано, к примеру.
– Милостивый государь… Ваше превосходительство! – возмущенно вскинулся Хилькевич.
– В городе только о том и говорят, – объяснил де Ланжере. – Что поделаешь – слухи!
И полицмейстер с интересом поглядел на растерянного короля дна.
Однако растерянность посетителя длилась лишь мгновение. Он улыбнулся совершенно непередаваемой, волчьей улыбкой, распрямил плечи и шагнул к дверям.
– Я все понимаю, ваше превосходительство, но боюсь, вы выбрали не ту сторону. В конце концов, баронесса Корф будет в нашем городе не вечно, – вкрадчиво шепнул Хилькевич на прощание.
И вышел, испытывая сильное искушение грохнуть дверью так, чтобы та слетела с петель. Однако Хилькевич всегда считал, что только слабаки поддаются эмоциям. Поэтому он почтительнейше прикрыл створку за собой и удалился.
Ему еще надо было посоветоваться со своими, дать указания Васе Херувиму, который призван был охмурить горничную, и успокоить Груздя и Вань Ли, чьи интересы особенно пострадали вследствие пожара.
Надо сказать, что из всех сообщников Хилькевича именно Вань Ли больше всего нуждался в том, чтобы его успокоили. В тот момент, когда король дна беседовал с полицмейстером, Вань Ли медленно пятился в глубь своей аптеки от порога, на котором стоял вихрастый блондин с револьвером. Блондин вздохнул, выпятил губу и спрятал револьвер.
– Ну что, – задушевно шепнул Валевский, – поговорим?
