Груздь вытаращил глаза.
– И вы всерьез намерены им это предложить?
– Да, – жестко заявил Хилькевич. – Видит бог, я терпеливый человек, но мое терпение кончилось.
Розалия нахмурилась.
– Виссарион! Ты уверен, что правильно оцениваешь ситуацию?
– Да, потому что с бумагами, которые у меня есть, мы отныне можем диктовать любые условия. А приезжая дама может сколько угодно отдавать приказания, выполнять их все равно не будут.
– Это же война! – пролепетал струхнувший Вань Ли.
– И вы полагаете, что баронесса Корф стерпит такое обращение? – вскинулся Груздь.
– Кажется, тюрьма немало старика испугала, – заметил Жорж, улыбаясь Розалии и подкручивая ус.
– Вот именно, милостивый государь! – отчеканил ростовщик. – И я вовсе не собираюсь туда возвращаться!
– Полно, полно, господа, – миролюбиво отозвался Хилькевич. – Ручаюсь, никто нас не тронет, а если тронет, последствия будут сами знаете какие.
– Вы так говорите, как будто нельзя просто вас арестовать и отобрать у вас досье, – бросил ростовщик. – Вы понимаете, Виссарион, на что идете? Раньше мы ладили с властями, и все были довольны. А теперь вы хотите восстановить против себя не только баронессу Корф, но и губернатора, и де Ланжере, и Красовского, и множество других людей! Неужели всерьез полагаете, что сможете всю жизнь держать их в страхе? Опомнитесь!
– У вас есть какое-то предложение? – напрямик спросил Хилькевич. – Если есть, я с удовольствием его выслушаю.
– Да боже мой, какие могут быть предложения? – застонал Груздь. – Не надо было с самого начала ни с кем ссориться! Надо было отдать ей Валевского, она бы допросила его, убедилась, что драгоценностей поляк не крал, а мы и подавно ни при чем, и уехала бы восвояси!
– Ну да, она бы уехала… – ухмыльнулся Пятируков. – Особенно если учесть, что ее цель – не Валевский, а мы!
Груздь стих и забился в кресло еще глубже, нервно покусывая губу своими остренькими зубами.
– Я думаю, настал самый подходящий момент поговорить с госпожой баронессой по душам, – объявил Хилькевич. – Пусть она не думает, что ей удалось нас провести. И поскольку Валевского в данный момент правильнее всего искать в Польше, если вообще не за границей, надо предложить ей отправиться за ним. Уверен, если ей действительно нужен Валевский, баронесса с радостью согласится.
– Вы наживаете себе врага, Виссарион, – проскрежетал ростовщик. – Смертельного врага. И на вашем месте я бы все-таки как следует подумал, прежде чем отправляться к этой даме с предложением чего бы то ни было.
– Волков бояться – в лесу не появляться, – глубокомысленно изрек Жорж.
– На всякий случай хорошо бы как следует припрятать досье, – проворчал Лукашевский. – Мало ли что им может взбрести в голову…
– Бумаги уже надежно спрятаны, не беспокойтесь, – вмешался Пятируков.
– Так зе, как тлуп Валевского, я надеюсь? – подал голос китаец. – Потому сто, если его возьмут и поляк плоговолится о том, сто именно он отклывал сейф, могут быть очень, очень больсой неплиятности.
– Валевский не проговорится, – твердо ответил Хилькевич. – Я ручаюсь.
И король дна так осклабился, что у присутствующих пропала всякая охота продолжать разговор.
– Ну, – прогудела Розалия, – так кто из нас все-таки отправится к баронессе Корф?
Глава 18
Золотая собака. – Нескромное преображение скромного дворника. – О том, как Вася расхотел жениться и разочаровался в женщинах, хоть и не до конца.
Следователь Половников вернулся домой к обеду, который еще не был готов. Пульхерия Петровна куксилась и свирепо косилась на супруга, но тот, не обращая на это внимания, сказал, что пойдет погуляет с Дианкой, пока еда готовится, и ушел.
– Собачья душа! – злобно выпалила супружница ему вслед.
Примерно полчаса спустя Половников вновь был дома. Он разувался в передней, а Дианка протрусила в гостиную, на свое обычное место под столом.
– Душенька, – крикнул Половников, возясь с обувью, – собака на обратном пути подобрала какую-то гадость, то ли палку, то ли тряпку… Отбери у нее и выбрось, пожалуйста.
Душенька ответила из комнаты ворчанием, что лучше бы ей вообще не рождаться на свет и не видеть такого болвана, коим является ее супруг. Половников еще некоторое время повоевал с ботинком, который никак не хотел сниматься, и, не заходя в гостиную, крикнул, что пойдет вымыть руки.
Когда он наконец вошел в гостиную, Пульхерия Петровна сидела у окна, опершись на руку, и вид у нее был не то чтобы сконфуженный, но явно не такой сердитый, как обычно.
– Ты выбросила палку, душенька, которую Дианка подобрала? – ласково спросил Половников.
И жена, почему-то даже не ругаясь, как обычно, ответила:
– Да. Выбросила.
Пульхерия Петровна метнула на мужа странный взгляд и велела служанке подавать на стол.
Половников потер руки и принялся за еду. Он съел первое, и второе, и десерт, и даже пирожок с мясом, хотя обычно терпеть не мог пирожки, которые у их кухарки выходили похожими на подошву. Потом поднялся, сказал, что сегодня у него будет много дел, поцеловал супругу в голову и удалился.
Из окна Пульхерия Петровна видела, как он уходит, и ей показалось – возможно, из-за солнца, которое било в глаза, – что муж улыбался. Она вздохнула и перевела взгляд на Дианку, которая дремала в корзинке под столом.
– Ах ты моя золотая собака! – с умилением проговорила Пульхерия Петровна.
Золотая собака Дианка, которую хозяйка обыкновенно именовала чумой и лохматой тварью и которую держали в доме только ради дочки, обожавшей животных, испуганно приоткрыла один глаз.
– Где же ты это нашла, а? Где?
И, радостно улыбаясь, Пульхерия Петровна оглянулась на дверь. А затем достала из кармана юбки ту самую «палку», которая при ближайшем рассмотрении оказалась… все тем же сапфировым ожерельем. Правда, сейчас оно было в грязи, что несколько странно, так как вчера Половников озаботился как следует почистить свою находку. Впрочем, возможно, что следователю пришла в голову счастливая мысль поиграть с собакой, используя вместо палки уже знакомое ей ожерелье. В самом деле, чего только не сделаешь для домашнего любимца!
– Ты моя прелесть! – вскричала в экстазе Пульхерия Петровна и сделала попытку приласкать собачонку.
Дианка испуганно заверещала, прижав уши и явно не понимая, что вообще происходит и какая муха укусила хозяйку.
– Интересно, – задумчиво продолжала Пульхерия Петровна, рассматривая ожерелье на свет, – оно настоящее или так, стекляшка? С кем бы посоветоваться, чтобы не привлекать внимания…
Женщина насупила брови и наконец решилась. Спрятав ожерелье, она придвинула к себе чернильницу и написала короткую записку, которую отдала служанке с требованием немедленно отнести господину Сивокопытенко.
