Ругаясь, Пятируков достал с полки банку с целебной мазью, которая заживляла все раны в два раза быстрее, и тут за спиной у него скрипнула отворяемая дверь. Агафон резко обернулся – и вздохнул с облегчением:
– А, это ты… Черт, а я думал, Валевский вернулся.
– Он до сих пор в городе? – изумился вошедший. – Неужто совсем с ума сошел?
– Кажется, да, – угрюмо кивнул Пятируков. – Представляешь, я нашел Груздя, разобрался с ним и взял ожерелье, так варшавский молодчик у меня его отнял. Убить его мало, ей-богу! – Тут он заметил в руке собеседника какой-то сверток. – Что там у тебя, а?
– Да так, – ответил тот уклончиво, – птица.
– Курица, что ль? – спросил Пятируков, намазывая руку мазью.
– Нет, – ответил его гость. – Ворона.
Агафон в недоумении поднял голову… Но, увы, порой он соображал слишком медленно.
Тускло блеснуло узкое лезвие. Лампа опрокинулась и упала, и в полной темноте несколько секунд были слышны только возня и сдавленный хрип.
А потом наступила тишина, и в этой тишине было лишь слышно, как через несколько минут хлопнула входная дверь.
Когда луна заглянула в окно, Агафон Пятируков, мертвый, с раскинутыми руками, был распростерт посреди комнаты.
На его груди лежала мертвая ворона.
Глава 23
О том, как Пашка Семинарист учинил обыск и чем тот обыск завершился. – Герой, который всегда является вовремя, как и положено герою. – Странный вопрос баронессы Корф.
В комнате разгром.
Разбитые очки Русалкина валяются на полу. Аполлон, сразу же ставший совершенно беспомощным, тянется за ними. Ухмыляясь, Пашка Семинарист наступает на очки ногой, и слышно, как хрустят стекла.
Наденька в ужасе жмется в углу. У нее одно желание – чтобы ее не видели, чтобы на нее как можно дольше не обращали внимания.
– Где брюлики? – спрашивает Семинарист у ее брата. – Цацки где? А?
Его подручные роются в шкафах, выбрасывают книги, переворачивают все вверх дном.
Русалкины стали легкой добычей незваных гостей. Женечка где-то припозднился – в последнее время он часто куда-то уходит, возвращается за полночь, – дома находились только брат с сестрой. Начитанный брат и романтическая сестра, которые совсем не были подготовлены к нашествию гуннов.
Русалкин лепечет, что ничего не знает, что он вообще не понимает, о чем идет речь… Семинарист делает вид, что хочет замахнуться. Аполлон смотрит на него с ужасом…
– Ну, говори! – глумится Семинарист. – Дом библиотекаря мы уже обыскали, там ничего нет.
– Боже! – вскрикивает Наденька, забыв о себе. – А что с Аркадием Ильичом?
Семинарист щерится.
– Повезло старику, его дома не было… Ну че? Где брюлики-то?
– Я ничего не знаю, – бормочет Русалкин. – Произошло какое-то недоразумение!
– Ага, недоразумение, что домой к тебе шлялся этот сукин сын Валевский, – хохочет Семинарист. – Нам все известно, учти!
– Какой Валевский, о чем вы? – стонет Русалкин.
– Он же Леонард Дроздовский, – поясняет Семинарист. – Знатный ворюга… Он вам украшения оставил на хранение? Или как? Лучше отдай их сразу, потому что мы все равно найдем…
К нему подходит здоровенный детина – один из его корешей, которые обыскивают остальные комнаты дома.
– Ну? – оборачивается к нему Семинарист.
– В спальне ничего, во второй спальне тоже. В сарайчике какая-то лаборатория – колбы, порошки, куски мыла… тоже мне, Брокар выискался… Нигде никаких следов цацок.
– Осторожнее! – стонет Русалкин.
Гунны выбрасывают из шкафа редкие старые книги, переплет у одной из них отваливается… Обманутый выражением его лица, Семинарист оборачивается, но понимает, что хозяин боится только за свою драгоценную библиотеку. Рожу Пашки перекашивает злобная гримаса.
– Ну ладно, – гундосит он. – Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому… Ишь какая сестра у тебя знатная, а?
Семинарист делает шаг к Наденьке.
– Не смей трогать мою сестру! – кричит Аполлон.
Наденька не успела даже испугаться. Где-то хлопнула дверь, кто-то закричал, и в комнату ввалился с порезанным, злым лицом Леон Валевский. Перед собой он волок одного из подручных Семинариста, совсем еще мальчишку с виду, приставив к его горлу нож.
– Тю! – дивится Семинарист. – Перо!
Его помощники застыли и стали переглядываться. Пашка подбоченился, чувствуя себя здесь самым главным, человеком, который будет вести переговоры и который уж точно не даст запудрить себе мозги.
Валевский дернул порезанной щекой. Ему явно было не так легко войти в дом, полный гуннов.
– Оставь их в покое, – проговорил он, и снова в его речи прорезался четкий иностранный акцент. – Они тут ни при чем!
– Ну да, так я и поверил, – глумливо ответил Семинарист. – А ты что, Ежика резать собрался?
Ежику было очень страшно, но присутствие приятелей не позволяло ему показывать свой страх. Юнец осклабился и почувствовал, как Валевский поудобнее перехватил его за шею.
– Или вы отпустите их, или я перережу ему горло!
– Гы, ну режь, коли хошь, – милостиво разрешил Семинарист. – Нужен он мне… сявка какая-то…
В следующее мгновение кто-то из воров, подкравшись сзади, ударил Леона по голове. Ежик ловко сбросил его руку и отскочил в сторону. Валевский упал на пол.
– Нет! – закричала Наденька. – Не надо, прошу вас!
Но Леона все-таки успели ударить несколько раз, причем ногами.
– Хватит… – вмешался Семинарист, который ни на мгновение не забывал, зачем они здесь. – Хватит, кому сказал!
Подошел к Валевскому, схватил его за отвороты рубашки и заставил приподняться с пола.
– Где цацки? Где парюра? Куда ты их дел? – нараспев проговорил Семинарист.
Валевский вздернул подбородок.
– Пропил, ясно? Дурак! Нет у меня никакой парюры и никогда не было!
– Ну ладно, – прошипел Семинарист и извлек из кармана складной финский нож. Щелкнула пружина, ослепительно сверкнуло острое лезвие. – Где парюра? Последний раз спрашиваю. Охота еще возиться, глаза тебе резать…
– Брось нож.
Леон удивленно повернул голову – насколько это было возможно в его положении пленника.
В дверях стояла белокурая особа в простом черном платье и в черных же перчатках. Правая перчатка сжимала револьвер.
Из-за спины особы высовывался остренький носик библиотекаря Росомахина.
– Аркадий Ильич! – вырвалось у Наденьки. – Слава богу, вы целы!
