Какая скука, боже ты мой!
Амалия почувствовала на себе пытливый взгляд Валевского, но не стала поднимать взора. Ожерелье Агаты Дрейпер сверкало на столе, как искусно сплетенная сапфировая ловушка.
– Так, значит, это вы отвезли меня в Херсон, – наконец проговорил Валевский. – Потому что иначе… – Леон дернул щекой, – иначе откуда вам знать, что я там оказался.
Баронесса могла сказать, что он преувеличивает, и придумать десяток доводов в свою защиту, но ей неожиданно стало скучно. К чему хитрить, к чему пытаться обмануть друг друга? Нет ничего более унизительного, чем вот такая бесполезная ложь.
– Зачем? – вырвалось у Валевского. Он подался вперед, пытаясь поймать взгляд баронессы, но та упорно не хотела на него смотреть. – Послушайте, я имел дело с множеством сыщиков. Папийон в Париже, Джеббинс в Лондоне, Фрейберг в Варшаве… Они все пытались поймать меня, и кое-кому это даже удавалось. Но вы! Признаться, я впервые встречаю такого сыщика, как вы, – который, чтобы найти преступника, нарочно увозит его подальше. Нелепо, немыслимо, просто неправдоподобно, наконец! Да просто вообще черт знает что такое, если вам угодно знать мое мнение!
Валевский был ошеломлен, ошарашен, растерян. В жизни ему многое довелось видеть, и не так давно знаменитый вор был уверен, что никто и ничто больше не сумеет его удивить. Но оказалось, что он ошибался. Причем удивил его как раз тот человек, которого, по его разумению, Валевский знал почти как самого себя и думал, что уж он-то точно не сумеет преподнести ему никаких сюрпризов.
– Зачем вы это сделали? – спросил Валевский уже в изнеможении.
И тут увидел, что баронесса улыбается.
– У меня были веские причины, поверьте.
– Какие? – Вор развел руками. – Если вы увезли меня, значит… значит, я был вам не нужен. Так? Или не так?
В кабинете, некогда принадлежавшем господину Сивокопытенко, наступило молчание.
– Вы приехали сюда вовсе не за мной, – наконец проговорил Валевский. – Получается, вам известно, что я не брал тех драгоценностей.
Амалия покачала головой.
– Этого я никогда не говорила, – возразила она.
– Но когда произошло ограбление, я находился в совершенно другом месте!
– Только если верить вашим словам.
– У меня есть свидетели!
– Которым вы внушили сказать то, что выгодно для вас.
– Но я говорю правду! У меня нет драгоценностей!
Баронесса вздохнула:
– Зачем вы вообще приехали в город О.?
– Меня везде искали из-за этой чертовой парюры, – сердито ответил Валевский. – И я решил поехать в место, которое ни один человек не сумел бы со мной связать.
И тут Леон вспомнил свою попытку бегства, вспомнил вокзал, запруженный толпами народа, красного де Ланжере, похожего на его воспитателя, Агафона Пятирукова в толпе и Амалию, которая шла рядом с другой дамой, темноволосой и миловидной. И еще он вспомнил ее карие глаза с золотыми искорками, которые смотрели на него в упор.
Конечно, баронесса увидела его! И не могла не узнать! Но тем не менее отвернулась и притворилась, что видит впервые в жизни, потому что не он был ее истинной целью, потому что ее привело в город что-то другое, совсем другое… то, что было куда важнее, чем все похищенные парюры и все Валевские на свете.
– Вы ведь узнали меня тогда, на вокзале? – напрямик спросил Леон.
Амалия усмехнулась:
– Вас? О да, конечно.
– Достаточно было одного вашего слова, чтобы меня тогда арестовали, – сердито промолвил поляк.
– Верно. Но я его не произнесла.
И, услышав равнодушно брошенное «не произнесла», Валевский бог весть отчего страшно надулся.
– Почему вы сразу же не покинули город, когда узнали о моем приезде? – осведомилась Амалия.
Леон отвел глаза. Что он мог сказать? Что ему были нужны деньги, и он принес Карену, то есть Вань Ли, кольцо на продажу, а тот стал хитрить, сказал, чтобы приходил потом, а потом было уже поздно? Что Валевский потерял время и оказался обложен со всех сторон, как дикий зверь? Да еще про то, что на вокзале у него украли кошелек, отчего он попал в совсем уж безвыходное положение?
– Я хотел помериться с вами силами, – буркнул Валевский.
И, странное дело, баронесса притворилась, будто поверила его словам. Или ей было все равно?
– И поэтому вы остались?
– Да.
– Вы нашли приют у некоего Аркадия Ильича Рысенкова… нет, Росомахина. Вы давно с ним знакомы?
– Всего несколько дней. Он потерял кошелек на улице, я вернул его ему, мы познакомились. – Амалия вздернула брови, но ничего не сказала. – Библиотекарь состоит в «Обществе любителей российской словесности», и таким образом я познакомился с остальными членами общества – паном Русалкиным, панной Русалкиной и их кузеном. Но это все вряд ли вам интересно. – Леон закусил губу. – Скажите, неужели вы приехали в О., чтобы положить конец бесчинствам Хилькевича?
Амалия метнула на собеседника быстрый взгляд.
– Господин Хилькевич – почетный гражданин и уважаемая личность в городе, – возразила она. – С чего вы взяли?
– Просто я припоминаю все то, что вы делали под предлогом поисков меня и пропавших драгоценностей, – отозвался арестованный и принялся загибать пальцы. – Сначала сгорел склад опиума и контрабанды, затем пострадали ссудные кассы, позже начались обыски в ночлежках и притонах, а веселые дома были закрыты. И кому же пришлось солонее всего? – Валевский выпятил нижнюю губу. – Правильно, Хилькевичу, который считает себя повелителем местной шантрапы. Только вот считать он может все, что угодно… а мне не верится, что вы могли опуститься до такого жалкого существа, как этот женоубийца. Значит, все-таки не он. Тогда кто?
– Может быть, все-таки поговорим о парюре, которую вы украли? – предложила Амалия. И по бесстрастному лицу молодой женщины Леон понял, что, каково бы ни было ее истинное задание, о нем она не проронит ни слова.
– Я уже говорил вам. Я не брал драгоценностей!
– А я вам не верю, – уронила баронесса, зорко наблюдая за ним.
– Почему? Скажите, какие у вас доказательства, что я имею отношение к их похищению?
– Никаких. За исключением того, что ни один человек в мире, кроме вас, не смог бы украсть драгоценности так, как они были украдены.
И Амалия улыбнулась торжествующей улыбкой, а Валевский почувствовал невольную досаду.
– А вы не думаете, – спросил он, – что Агата Дрейпер сымитировала похищение своих украшений? Полагаю, танцовщица отлично понимала, что ей подарили вещь, на которую не имели права… и что рано или поздно парюру придется вернуть.
Однако Амалия упрямо покачала головой.
