Полухорие 1
Приговоренного желанием,
Полухорие 2
Казненного удовольствием;
Полухорие 1
Время, когда враг
Полухорие 2
Одерживает победу,
Полухорие 1
Когда бабуин становится хозяином
Полухорие 2
И зачинаются чудовища.
Полухорие 1
Не по вашей воле, но по Его
Полухорие 2
Ждет вас вечная гибель.
Громко и единодушно толпа подхватывает:
– Аминь!
– Да будет на вас его проклятие, – произносит архинаместник своим пронзительным голосом, затем переходит в другой конец святилища и взгромождается на трон, стоящий рядом с алтарем. Снаружи слышатся неясные крики, которые становятся все громче и громче; внезапно святилище заполняется толпой беснующихся. Они бросаются к алтарю, срывают друг с друга фартуки и сваливают их в груду у подножия трона. «Нет, нет, нет» – и на каждое «нет» раздается победное «да!», сопровождающееся недвусмысленным жестом в сторону ближайшего представителя противоположного пола. Вдалеке монотонно, снова и снова повторяя слова, поют священники: «Не по вашей воле, но по Его ждет вас вечная гибель».
Крупный план: доктор Пул наблюдает за происходящим из угла святилища.
В кадре снова толпа: одно бессмысленное, искаженное экстазом лицо сменяется другим. И вдруг лицо Лулы: глаза сияют, губы полуоткрыты, ямочки на щеках живут полной жизнью. Она поворачивает голову и замечает доктора Пула:
– Алфи!
Ее тон и выражение лица вызывают столь же восторженный ответ:
– Лула!
Они бросаются друг к другу и страстно обнимаются. Идут секунды. На звуковой дорожке раздаются вазелиноподобные напевы «Страстной пятницы» из «Парсифаля».
Лица отодвигаются друг от друга, камера отъезжает.
– Скорей, скорей!
Лула хватает доктора Пула за руку и тащит к алтарю.
– Фартук, – командует она.
Доктор Пул опускает взгляд на ее фартук, затем, сделавшись таким же красным, как вышитое «нет», отводит глаза и мямлит:
– Но это же… это непристойно…
Он протягивает руку, отдергивает и наконец решается. Взявшись двумя пальцами за уголок фартука, он раза два слабо и нерешительно дергает.
– Сильней, – кричит девушка, – еще сильней!
С почти безумной яростью – ведь он срывает не только фартук, но и влияние своей матушки, все запреты, все условности, на которых вырос, – доктор Пул делает, как ему сказано. Фартук отрывается гораздо легче, нежели он предполагал, и ботаник едва не падает навзничь. С трудом удержавшись на ногах, он стоит и сконфуженно смотрит то на фартук, олицетворяющий седьмую заповедь, то на смеющееся лицо Лулы, то снова на алый запрет. Чередование кадров: «нет» – ямочки, «нет» – ямочки, «нет»…
– Да! – восторженно кричит Лула. – Да!
Она выхватывает фартук у него из рук и бросает к подножию трона. Затем с криком «Да!» яростно срывает заплаты с груди и, повернувшись к алтарю, становится перед свечой на колени.
Средний план: коленопреклоненная Лула со спины. Вдруг в кадр влетает какой-то седобородый мужчина, срывает оба «нет» с ее домотканых штанов и тащит девушку к выходу из святилища.
Лула бьет его по лицу, толкает изо всех сил, вырывается и снова бросается в объятия к доктору Пулу.
– Да? – шепчет она.
И он восторженно отвечает:
– Да!
Они целуются, дарят друг другу восторженную улыбку и уходят в темноту за раздвижными дверьми. Когда они проходят мимо трона, архинаместник наклоняется и, иронически улыбаясь, похлопывает доктора Пула по плечу.
– Как там насчет моего бинокля? – спрашивает он.
Наплыв: ночь, чернильные тени и полосы лунного света. Вдали – громада разрушающегося музея округа Лос-Анджелес. Нежно обнявшиеся Лула и доктор Пул входят в кадр, затем исчезают в непроницаемой тьме. Силуэты мужчин, бегущих за женщинами, женщин, набрасывающихся на мужчин, на секунду появляются и пропадают. На фоне музыки «Страстной пятницы» то громче, то тише слышится хор воркотни и стонов, непристойных выкриков и протяжных воплей мучительного наслаждения.
Рассказчик
Возьмем птиц. Сколько изысканности в их любви, сколько старомодного рыцарства! И хотя гормоны, вырабатываемые в организме племенной курицы, располагают ее к половому возбуждению, воздействие их не столь сильно и не столь кратковременно, как воздействие гормонов яичника, поступающих в кровь самки млекопитающего в период течки. К тому же по вполне понятным причинам петух не в состоянии навязать свое желание не расположенной к нему курице. Этим объясняется наличие у самцов птиц яркого оперения и инстинкта ухаживания. Этим же объясняется и явное отсутствие этих привлекательных свойств у самцов млекопитающих. Ведь если любовные желания самки и ее привлекательность для самцов предопределены исключительно химически, как это имеет место у млекопитающих, то к чему самцам такое мужское достоинство, как способность к предварительному ухаживанию?
У людей каждый день в году потенциально брачный. Девушки в течение нескольких дней химически не предрасположены принять ухаживания первого попавшегося мужчины. Организм девушки вырабатывает гормоны в дозах, достаточно небольших для того, чтобы даже наиболее темпераментные из них имели определенную свободу выбора. Вот почему, в отличие от своих млекопитающих собратьев, мужчина всегда должен был домогаться женщины. Но теперь гамма-лучи все изменили. Унаследованные стереотипы физического и умственного поведения мужчины приобрели иную форму. Благодаря полному триумфу современной науки секс стал делом сезонным, романтику поглотила случка, а химическая готовность женщины к совокуплению сделала ненужными ухаживания, рыцарственность, нежность, да и саму любовь.
В этот миг из мрака появляются сияющая Лула и довольно растрепанный доктор Пул. Дородный мужчина, временно оставшийся без пары, проходит мимо. Завидев Лулу, он останавливается. Челюсть у него отвисает, глаза расширяются, дыхание становится прерывистым.
Доктор Пул бросает на незнакомца взгляд, потом с беспокойством обращается к своей спутнице:
– Думаю, неплохо будет прогуляться в ту сторону…
Ни слова не говоря, незнакомец набрасывается на него, отшвыривает в сторону и заключает Лулу в объятия. Какое-то время она сопротивляется, но затем категорический императив химических веществ в крови заставляет ее прекратить борьбу.
Со звуками, какие издает тигр во время кормежки, незнакомец поднимает девушку и уносит во тьму.
