Машина взбиралась все выше, и скоро они оказались на гребне хребта между двумя удлиненной формы долинами, на дне одной из которых виднелось обсаженное по берегам деревьями озеро, а посреди другой, между двумя достаточно большими деревнями, стояло странное в такой местности огромное, правильной геометрической формы здание фабрики.
– Цемент? – спросил Уилл.
Доктор Роберт кивнул:
– Да. Одно из производств, без которых невозможно обойтись. Здесь мы производим все для собственных нужд, а остальное отправляем на экспорт.
– А деревни являются поставщиками рабочей силы?
– Да, люди работают на фабрике, когда не заняты в полях, в лесу или на деревообрабатывающем предприятии.
– И что же, такая система частичной занятости себя оправдывает?
– Зависит от того, что вы имеете в виду под понятием «оправдывает». Она не позволяет достигать максимальной эффективности. Но на Пале максимальная эффективность производства не является категорическим императивом, как у вас. Вы думаете прежде всего, как получить наибольшее количество продукции в минимально короткий промежуток времени. Мы же думаем в первую очередь о людях и их довольстве жизнью. Смена рабочих мест не приносит наибольшей продуктивности в течение меньшего количества дней. Но большинству людей такая система больше по душе, чем выполнение одних и тех же обязанностей всю жизнь. Вставая перед выбором между чисто производственными интересами и потребностями людей, мы всегда склоняемся к удовлетворению потребностей.
– В двадцать лет, – вставил свою ремарку Виджайя, – я отработал на цементном заводе четыре месяца. Потом десять недель на производстве суперфосфатов и еще шесть месяцев валил лес в джунглях.
– Но ведь это все – грубый физический труд!
– А еще двадцатью годами раньше, – сказал доктор Роберт, – лично я вкалывал на литье меди, чтобы потом почувствовать вкус моря на рыболовном судне. Испытать себя на разных работах – часть правильного образовательного процесса для каждого человека. Так ты получаешь огромный объем знаний – о природе вещей, о трудовых навыках, об организации производства. И знакомишься с самыми разными людьми, вникаешь в образ их мышления.
Уилл покачал головой:
– Я бы все равно попытался лучше почерпнуть все это из книг.
– Но знания, полученные из книг, не равноценны опыту. В глубине души, – продолжал доктор Роберт, – вы все остаетесь сторонниками Платона. Для вас первично слово, а материя вторична!
– Скажите об этом нашим священникам, – возразил Уилл. – Вот они как раз считают нас низменными материалистами.
– Низменными, что совершенно справедливо, – согласился доктор Роберт. – Вы неадекватные материалисты. Абстрактный материализм – вот что вы исповедуете. В то время как наш материализм конкретен. Это бессловесный материализм на уровне зрения, осязания, запахов, напряженных мышц и грязных рук. Абстрактный же материализм так же плох, как абстрактный идеализм, потому что делает непосредственный духовный опыт почти невозможным. Испытания себя различного рода трудом в качестве конкретного материализма – это первый и ничем не заменимый шаг в нашем обучении столь же конкретной духовности.
– Но даже самый конкретный материализм, – добавил Виджайя, – не приведет никуда, если вы не будете в полной мере осознавать, что именно вы делаете, через какой опыт проходите. Вы должны в точности знать ту материю, с которой имеете дело, приемы работы с ней, людей, что трудятся с вами рядом.
– Совершенно верно, – сказал доктор Роберт. – Я должен был с самого начала объяснить, что конкретный материализм есть не более чем сырье для полноценного человеческого бытия. И только путем осознания, всестороннего и постоянного осознания сути своих действий мы трансформируем его в конкретную духовность. Понимайте до конца, что вы делаете, и тогда работа превратится в йогу работы, игра в йогу игры, а повседневная жизнь в йогу повседневной жизни.
Уилл подумал о Ранге и маленькой медсестре.
– А как насчет любви?
Доктор Роберт кивнул:
– Любовь тоже. Осознание трансформирует и ее. Превращает обычный секс в йогу любви.
Муруган отозвался на это имитацией лица своей матери, повергнутой в шок.
– Психофизиологические средства достижения трансцендентных целей, – сказал Виджайя, повышая голос, чтобы его слова не заглушил вой мотора на самой низкой передаче, которую ему пришлось как раз сейчас включить. – Вот что представляют собой эти виды йоги. Но это еще не все. Они же могут стать средством для решения всех проблем власти. – Он снова переключился на повышенную передачу и смог продолжать говорить нормально. – Проблем власти, – повторил он. – А с проблемами власти вы сталкиваетесь на всех уровнях – от национального правительства до детского сада. Даже во время медового месяца после свадьбы. Потому что вопрос заключается не только в том, чтобы исключить появление Великих Вождей. Существуют миллионы мелких тиранов и мучителей, никому не известных и немых гитлеров, деревенских наполеонов, кальвинов и торквемад в своей семье. Не говоря уже о буйных личностях, которые достаточно глупы, чтобы встать на преступный путь. Как нам овладеть той огромной энергией, которую генерируют все эти люди, и заставить ее работать на пользу человечеству? Или хотя бы не дать ей приносить ему вред?
– Именно об этом я хотел спросить, – сказал Уилл. – С чего надо начать?
– Начинать надо со всех направлений одновременно, – ответил Виджайя. – Но поскольку мы не можем обсуждать все сразу, то давайте заведем первичный разговор об анатомии и физиологии власти. Расскажите ему о своем биохимическом подходе к этому вопросу, доктор Роберт.
– Почти сорок лет назад, – сказал доктор Роберт, – когда я учился в Лондоне, то начал по выходным дням посещать тюрьмы и читать исторические книги, как только выдавался свободный вечер. История и тюрьмы, – повторил он. – Я обнаружил между ними тесную взаимосвязь. Записи о преступлениях, глупостях и неудачах человечества (это ведь определение Гиббона, не так ли?) и места, где за свои неудачные преступления и глупости люди расплачиваются. Читая книги и беседуя с заключенными, я понял, что у меня возникают конкретные вопросы. Какого рода люди становятся опасными правонарушителями – великими преступниками, вошедшими в исторические хроники, и мелкими обитателями камер Пентонвилля и Уормвуд Скраббз?
[53] Каких именно людей толкает на это жажда власти, страсть к жестокости и стремление к подавлению воли других? А ведь есть еще особо безжалостные мужчины и женщины, которые знают, чего хотят, и не останавливаются даже перед убийствами, чтобы заполучить это. И вообще уже монстры, которые уродуют и убивают без всякой корысти, а просто так, потому что уродовать и убивать людей для них забава. Кто они все такие? Я обсуждал этот вопрос с экспертами – врачами, психологами, обществоведами, преподавателями. Мантегацца и Гальтон тогда уже вышли из моды, и большинство экспертов уверяли меня, что единственно верные ответы на подобные вопросы следует искать в культурных, экономических и семейных проблемах. Все сводилось к отношениям с матерями и к навыкам пользования туалетом, к обстоятельствам, в которых протекало раннее детство, и к перенесенным душевным травмам. Меня это убеждало, но лишь отчасти. Мамаши и крышки унитазов, как и все мелочи из окружения в раннем детстве, были, конечно же, важны. Но только ли в них дело? И вот во время своих посещений тюрем я начал различать в некотором роде изначально заложенную программу – или, вернее, две различные изначально заложенные программы, поскольку опасные преступники и одержимые властью возмутители спокойствия не принадлежат к одному и тому же виду. Большинство из них, как я понял уже тогда, относятся к одной из двух отчетливо обозначенных и несхожих друг с другом категорий – людей Грубой Силы и Питеров Пэнов. И я стал специализироваться на работе с Питерами Пэнами.
