– А потому, – сказала Шанта, – теперь есть шанс, что в нашей семье появится истинный долгожитель и ясновидящий. – Младенец снова рыгнул. Она звонко засмеялась: – Оракул заговорил, и, как всегда, смысл его речей невнятен и загадочен. – Потом повернулась к Виджайе: – Если хочешь вовремя пообедать, то пойди и займись этим сам. Мне никак не оторваться от Рамы еще минут десять.
Виджайя поднялся, положил руку на плечо жены, а другой ладонью нежно погладил смуглую спинку младенца.
Шанта склонилась и приникла щекой к пушку на головке сына.
– Это твой папа, – прошептала она. – Он очень, очень, очень хороший…
Виджайя еще раз провел ладонью по спине Рамы, а потом поднялся.
– Вы удивлялись, – сказал он, обращаясь к Уиллу, – как нам удается так хорошо уживаться с местной фауной. Я вам кое-что покажу. – Он поднял руку. – Полли, Полли! – Очень осторожно большая птица переступила с его плеча на вытянутый указательный палец. – Полли хорошая птица, – мелодично произнес он и опустил руку в ту точку, где стал возможен контакт между телами попугая и младенца, а потом медленно провел перьями по коричневой коже: вверх и вниз, вверх и вниз. – Полли хорошая птица, – повторил он, – хорошая птица.
Попугай ответил тихими звуками, похожими на клекот, потом склонился на своем насесте в виде пальца Виджайи и очень бережно прикусил клювом крошечное ушко малыша.
– Такая хорошая птица, – шептала Шанта, подхватывая рефрен. – Просто очень хорошая.
– Эту идею привнес доктор Эндрю, – пояснил Виджайя. – Перенял ее, когда служил натуралистом на «Мелампусе». У одного племени с севера Новой Гвинеи. Люди каменного века, но подобно вам, христианам, или нам, буддистам, они верили в любовь. Зато, в отличие от нас с вами, изобрели практический способ превращения веры в истинное чувство. И это стало для них счастливейшим открытием. Ласкайте младенца во время кормления, это удваивает удовольствие для него. А потом, пока он сосет молоко и воспринимает ласки, приведите к нему животное или человека, если хотите, чтобы он полюбил его. Пусть они потрутся телами. Создайте условия для физического контакта младенца и объекта любви. И одновременно повторяйте какое-то слово. К примеру, «хороший». Поначалу дитя воспримет только тональность вашего голоса. А позже, когда сам ребенок научится говорить, до него дойдет весь смысл. Пища плюс ласка, плюс контакт, плюс слово «хороший» станут для него обозначением любви. А любовь он приравняет к удовольствию, к чувству удовлетворения.
– Чистейший Павлов.
– Но Павлов для истинно доброй цели. Павлов для создания атмосферы дружелюбия, доверия, сопричастности. В то время как вы используете открытия Павлова для промывания мозгов. Павлов помогает вам продавать больше сигарет и водки, внушать ложный патриотизм. Ваш Павлов поставлен на службу диктаторам, генералам и «денежным мешкам».
Отказываясь и дальше оставаться в одиночестве, рыжий пес присоединился к группе и нетерпеливо лизал все, до чего мог дотянуться, – руку Шанты, ладонь Виджайи, лапу попугая, спинку ребенка. Шанта подозвала собаку поближе и потерла младенца о шерстяной бок.
– А это хорошая, хорошая собака, – произнесла она. – Песик Тоби. Хороший, хороший Тоби.
Уилл рассмеялся:
– Не пора ли и мне принять участие?
– Я как раз хотела предложить, – совершенно серьезно ответила Шанта, – но побоялась, что вы сочтете это ниже своего достоинства.
– Можете занять мое место, – сказал Виджайя. – Я должен пойти позаботиться об обеде для нас.
Все еще держа на руке попугая, он вышел в дверь, которая вела на кухню. Уилл передвинул свой стул, склонился вперед и стал гладить нежное тельце младенца.
– А это другой человек, – прошептала Шанта. – Хороший человек, малыш. Он очень хороший человек.
– Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой! – сказал Уилл со смехом, в котором преобладала горечь.
– Здесь и сейчас это и есть правда. – И, склонившись еще ниже над ребенком, Шанта повторила: – Хороший, хороший человек. Он очень хороший человек.
Уилл смотрел на ее блаженно счастливое, чуть заметно улыбающееся лицо, ощущал кончиками пальцев гладкую и теплую кожу младенца. Хороший, хороший, хороший… Он тоже мог бы познать это доброе чувство, но только если бы его жизнь коренным образом отличалась от той, какой она в действительности оказалась, – бессмысленной и отвратительной. И все равно не принимай «да» за окончательный ответ, даже если, как сейчас, «да» – самоочевидный факт. И он посмотрел на всю сцену снова, намеренно настроив взгляд на другую волну, настроив себя на восприятие иных ценностей, и увидел карикатуру на алтарь, расписанный Мемлингом. «Мадонна с младенцем. Собака. Павлов. Случайный паломник». И внезапно он смог почти до конца понять, внутренне ощутить, почему мистер Баху так ненавидел этих людей. Почему он так стремился (во имя Господа, разумеется) уничтожить их.
– Хороший, – все еще бормотала Шанта на ушко ребенку, – хороший, хороший, хороший.
Они были слишком хорошими – вот в чем заключалось их главное преступление. Подобное просто недопустимо. Но все же каким бесценным казалось это все! Как страстно он хотел бы стать частью их жизни! «Глупейшая сентиментальность!» – сказал он себе, но вслух повторил:
– Хороший, хороший, хороший.
Это прозвучало почти ироничным эхом ее слов.
– Но что произойдет, когда малыш немного подрастет и откроет для себя, что очень многие вещи и люди насквозь плохие, плохие, плохие?
– Дружелюбие порождает дружелюбие, – ответила она.
– У дружелюбных людей так и происходит. Но только не у жадных, не у властолюбивых, не у озлобленных и отчаявшихся. Для них доброта – признак слабости, приглашение воспользоваться ею в корыстных целях, нанести вред, безнаказанно отыграться за свои несчастья.
– Да, но этот риск необходим. Нужно же с чего-то начинать? И к счастью, человек не обладает бессмертием. Люди, которых жизнь сделала когда-то мошенниками, озлобленными грубиянами и подонками, через несколько лет вымрут. А умерших заменят те, кто был воспитан по-иному. Так произошло с нами; так может произойти и у вас.
– Это могло бы случиться чисто теоретически, – согласился он. – Но в контексте существования водородной бомбы, национализма, роста численности населения на пятьдесят миллионов человек каждый год этого почти наверняка не произойдет.
– Вы не можете этого знать, если даже не попытаетесь.
– А мы не сможем попытаться, пока мир находится в своем нынешнем состоянии. Но само собой, он так и останется в нынешнем состоянии, если мы не попытаемся. Попробуем и добьемся того же успеха, какого добились вы. Что возвращает меня к изначальному вопросу. Что будет, когда хороший, хороший, хороший обнаружит, что даже на Пале есть много плохого, плохого, плохого? Разве не переживет подросший ребенок сильнейший шок при столкновении с такими явлениями?
– Мы стараемся делать им прививки от подобного шока.
