– Нет, – отрезала Амалия, задетая за живое, – это вы придете ко мне и будете просить о помощи. Идем, Пьер!
И баронесса увлекла Видаля за собой. Они сели в машину, Амалия завела мотор и переместила автомобиль за угол дома, чтобы видеть мадемуазель Колетт, когда та выйдет.
Девушка появилась через полчаса, страшно недовольная, и стала на ходу пудрить носик. Тут-то к ней и подъехал элегантный автомобиль.
– Вас подвезти? – учтиво осведомился Видаль.
Колетт обрадовалась и, сев в машину, стала тараторить без умолку. Не без труда нашим сыщикам удалось узнать у нее, что ей ничего не известно ни о каких фотографиях или пленках, которые Буайе сделал во время памятного круиза десятилетней давности. Зато выяснилось, что в театре сегодня будут две из тех четырех актрис, которые знали Лантельм и с которыми Амалия собиралась поговорить.
– Шарля Мориса, конечно, нет, он играет в другом театре, – сказал репортер.
– Ах, – Колетт не удержалась от вздоха, – такой красавчик, и актер изумительный! Мог бы жить с кем хочет, а он хранит верность своей жене. Та на пять лет старше его и вовсе не блещет красотой. Приворожила его, не иначе!
Разговор с актрисами, которые знали когда-то мадемуазель Лантельм, вышел не слишком содержательный. Язвительная мадам Дешан показала Видалю платиновое кольцо с черной жемчужиной и без околичностей сообщила, что некогда оно принадлежало Женевьеве, а потом поклонник Дешан купил его на аукционе.
– Там были вещи из ее коллекции. То есть так говорили родственники Лантельм, но мой друг, который разбирается в таких вещах, сказал, что в ее коллекции с точки зрения искусства не было ничего интересного, – говорила мадам Дешан, наслаждаясь каждым словом. – Разве что украшения… Лантельм обожала платину и жемчуга – черные, белые, розовые. Правда, когда эксперты занялись ее драгоценностями, оказалось, что не все были настоящие. Представляете? – Актриса засмеялась. – Одно кольцо оказалось с поддельным изумрудом, да еще и кое-какой жемчуг был фальшивым. А она всегда утверждала, что ее украшения настоящие, и все были уверены, что у нее все настоящее. Но, похоже, любящий супруг пару раз сэкономил на подарках!
И снова раздался неприятный, режущий ухо смех.
– Собственно говоря, – произнес Видаль сухо, – мы пришли к вам говорить вовсе не об этом. Вы ведь знали ее. Скажите, что за человек была мадемуазель Лантельм?
– Она была дрянь, – просто ответила мадам Дешан. – От нее за километр разило борделем, из которого она вышла. И таланта у нее было ровно чайная ложка, чтобы играть в посредственных комедиях и не быть освистанной. Так прямо и можете написать, сославшись на меня, – добавила актриса, любезно скалясь. – Все, что у нее было, это амбиции. Никто больше не помнит ни одной пьесы, в которых она играла и вокруг которых в свое время поднимали столько шума.
– А как же рецензенты, которые в один голос ее хвалили? – усмехнулся журналист. – Я почти не встречал отрицательных отзывов о ее игре.
– Люди просто не хотели ссориться с ее мужем. Да и вообще, раз вы журналист, то должны знать, как создается дутая слава.
И дамочка победно развалилась в кресле, вертя на пальце кольцо и насмешливо глядя на посетителей.
– Вообще-то, – проворчал Видаль, выходя из гримерки, – рецензенты отмечали ее игру задолго до того, как мадемуазель Лантельм стала мадам Рейнольдс.
– Однако наша мадемуазель была яркой личностью, раз даже через столько лет одно упоминание ее имени вызывает у некоторых разлитие желчи, – усмехнулась Амалия. – Ладно, теперь идем поговорим с ее подругой, мадемуазель Сильветт.
Мадемуазель Сильветт было хорошо за сорок. Ее нельзя было назвать красавицей, но приятная улыбка и умные глаза выгодно выделяли невысокую брюнетку среди прочих актрис.
– Ах! – вздохнула она, едва услышала, о ком Видаль и Амалия хотят с ней поговорить. – Бедная Жинетта!
– Вы ведь были ее подругой, не так ли? – спросила Амалия. – Она даже играла в пьесе, которую вы написали.
– Да, мы дружили, – кивнула мадемуазель Сильветт. – Я была старше, и она частенько спрашивала у меня совета. Не о том, как играть ту или иную роль, а о том, как ей поступить в том или ином случае.
– С тем или иным поклонником? – с улыбкой осведомился Видаль.
– О нет, – сразу же ответила мадемуазель Сильветт. – Тут она никого не слушалась и советов не просила. Вообще-то, она была вроде как душа нараспашку, всегда готова помочь или дать денег, но когда речь заходила о личном… Жинетта могла быть очень, очень скрытной. И чем важнее для нее была связь, тем сильнее скрытничала. И поскольку свои отношения с Рейнольдсом она не то что не скрывала, а, наоборот, всячески афишировала, то вы сами можете делать выводы.
– Сколько лет вы ее знали? – спросила Амалия.
– С тех пор, как Жинетта пришла в «Жимназ» и стала играть там маленькие роли. Получается, с 1901 года или около того. Правда, когда она стала звездой, мы почти перестали общаться. И зачем она отправилась в тот круиз? Ей же говорили, чтобы она остерегалась воды.
– Кто говорил? – подняла брови Амалия.
– Ах, ну да, вы же не знаете ту историю… – оживилась мадемуазель Сильветт и рассказала о том, как однажды она сама, Женевьева Лантельм и еще одна актриса отправились к знаменитой предсказательнице узнать свое будущее.
Та, оказывается, объявила мадемуазель Сильветт, что ее судьбу решит буква «В». И в самом деле, вскоре актриса вышла замуж за некоего Валантена. Лантельм получила совет остерегаться воды («Воды! – воскликнула тогда Жинетта, смеясь. – Хорошо, что не шампанского!»), а третья спутница – дороги.
– И третья актриса, конечно, погибла в дороге, – иронически усмехнулся Видаль, выслушав эту историю.
Мадемуазель Сильветт поглядела на него с укором. Затем сказала серьезно:
– Она попала в аварию на шоссе и была вынуждена уйти из театра.
Видаль поглядел на Амалию, и ему показалось, что баронесса готова сказать что-то не слишком лестное по поводу предсказателей и тех, кто им верит. Однако та перевела разговор на другую тему и спросила, что мадемуазель Сильветт думает о том, что случилось на яхте.
– Не знаю, – нерешительно протянула актриса. – Понимаете, я как-то не очень верю в несчастный случай. А если мы говорим об убийстве… – Мадемуазель Сильветт поморщилась. Судя по всему, ей, уравновешенной натуре, было неприятно даже произносить это слово. – Никто не мог убить Жинетту, кроме мужа, который ее ревновал. И еще, может быть, Евы.
– Вот как? Почему?
– Ева была влюблена в Шарля Мориса, как кошка, – усмехнулась мадемуазель Сильветт. – Знаете, все обожают говорить о том, как важна первая любовь… Но есть еще одна важная любовь, о которой обычно забывают и о которой редко пишут господа романисты: последняя. Жинетта играла с Шарлем Морисом в одной пьесе. Тот ей понравился, и она пригласила его на яхту. Ева, узнав об этом, устроила страшный скандал. Пришлось пригласить и ее. Кроме того…
