– Я не принимаю, – страдальчески простонал князь Г., проводя трепещущей рукой по влажному от пота лбу.
Лакей стоял навытяжку, и в его глазах князь внезапно уловил нечто вроде сочувствия. Как бы там ни было, вельможа рассердился, что имело великие последствия.
– Проси… – прохрипел князь и рухнул в кресло.
Часы пробили половину седьмого, когда мучительница князя нарисовалась в дверях.
– Ваше сиятельство! – с порога вскричала она.
И князь Г. понял, что пропал, погиб. Что мадемуазель никогда не отстанет от него, пока не получит своего бесценного олуха Лёвушку. Вся его решимость враз куда-то улетучилась, он съежился в кресле, и глаза его вовсе не сиятельно стали с тоскою блуждать по кабинету.
– Сударыня, – простонал князь, незаметно ослабляя галстух, – вы просите невозможного. Ваш знакомый…
И тут, когда его мысль билась в тупике, язык тщетно старался найти подобающие случаю казенные обороты, а страшная барышня стояла уже совсем близко, вперив в него беспощадный незабудковый взор, – тут перед ним забрезжил свет.
Да, князь узрел надежду на спасение – и воспрянул духом.
Никак, ну никак Лёвушку нельзя было отпустить, не став на веки вечные врагом великого князя. Но можно было обернуть дело совершенно иным образом.
Дело в том, что великий князь, равно как и начальник Лёвушки, были на ножах с военным министром – графом Чернышевым. Коротко говоря, оба князя спали и видели, как бы сделать так, чтобы Чернышев проштрафился и его бы с позором выставили вон. Но, увы, граф не подавал к тому ни малейшего повода, а военные кампании, которые велись в те времена Российской империей, шли скорее с успехом, чем наоборот. Поэтому надо было найти какой-нибудь другой повод низвергнуть министра.
И тут Чернышев сделал то, что человек служивый (в особенности в Российской империи) никогда позволять себе не должен, – проявил инициативу. Граф представил императору записку о том, что разного рода сведения, в особенности секретные, играют в жизни государств все большую роль. А раз так, неплохо бы образовать особую службу, которая, с одной стороны, будет охранять наши сведения от посягательств врага, а с другой – добывать сведения, которые позарез нужны Российской империи.
– А то что же получается? – добавил Чернышев. – Взять хотя бы французов: они ни с того ни с сего разжаловали своего короля, а мы об этом узнали едва ли не последними!
Граф имел в виду, что в 1830 году французы низвергли с трона Карла X, который до смерти им надоел своими старорежимными замашками, и вместо него посадили на царство куда более гибкого и либерального Луи-Филиппа.
Николай, ознакомившись с запиской, нахмурился. Во-первых, он терпеть не мог выскочек, которые таким вот образом отнимают престолы у своей родни. Во-вторых, император всерьез считал себя гарантом спокойствия в Европе, и его до глубины души возмутила произошедшая во Франции перемена власти. Наверняка его еще больше возмутил бы другой факт – что европейские государи плохо воспринимали то, что представлялось им посягательством на их права, и вовсе не желали, чтобы их спокойствие зависело от какой-то России, о существовании которой в Европе пару веков назад мало кто подозревал (все равно как старые бранчливые соседи, которые за долгое время соседства успели притереться друг к другу и только тешатся каждой стычкой, а тут – нате вам: является неизвестно кто и с грозным видом порывается разбирать их ссоры, хотя никто его не приглашал). Однажды непонимание данного факта обойдется русскому императору и Российской империи очень дорого: в Крымскую войну половина Европы, забыв разногласия, с удовольствием набросится на бывшего союзника, а другая половина с не меньшим удовольствием будет созерцать его поражение. Но пока шел только 1836-й год, и до Севастополя было ох как далеко!
– Особая служба? – Император поморщился. – Не нравится мне это название. И потом, на такой прожект нужны не только деньги, нужны люди. – Слово «прожект» его величество выразительно и самую малость насмешливо подчеркнул голосом.
Чернышев поклонился и выразил надежду, что люди найдутся, потому как не перевелись храбрецы в Русской земле. О том, что для выполнения некоторых щекотливых поручений понадобится нечто большее, чем просто храбрость, министр дальновидно промолчал.
– Я подумаю, – наконец сказал император. – Оставьте мне пока бумаги, я с ними ознакомлюсь.
А ознакомившись, наложил резолюцию, смысл которой сводился к следующему: 1) в строжайшем секрете образовать службу, но как бы не постоянно, а временно, впредь до окончательного решения; 2) привлечь к служению в ней военных людей; 3) для начала опробовать возможности службы на паре-тройке дел, о ходе коих доложить его императорскому величеству.
Уяснив смысл резолюции, военный министр наконец-то сообразил, что в кратчайшие сроки вместе со своим замыслом может пойти ко дну. Он проклял гения инновации, воспалившего его воображение, а также день и час, когда черт дернул его подать государю приснопамятную записку. Но делать было нечего: надо было выкручиваться.
И Чернышев, надо отдать ему должное, выкрутился. Незадолго до того молодой офицер по имени Алексей Каверин поссорился с неким пруссаком и убил его на дуэли. Последствия могли быть для офицера самые плачевные, но тут в квартире пруссака нашли копии секретных документов Генерального штаба. Министр тотчас же взял офицера под свое покровительство и, не моргнув глазом, объявил, что тот просто-напросто… ну да, ловко провел операцию по обезвреживанию неприятельского шпиона.
– Все это очень хорошо, – проворчал император, – но что вы станете делать сейчас? Вы же не можете просто вернуть его в службу! Иначе все сразу же поймут, что тут дело нечисто, ведь в отношении дуэлянтов у нас строжайшие законы.
Чернышев нашелся мгновенно:
– А мы отправим его за границу, пусть выполнит там кое-какие поручения. Когда он вернется, о том пруссаке и думать позабудут.
Николай свел брови к переносице. Заграница внушала ему живейшие подозрения. Он уже воочию видел, как первого и покамест единственного сотрудника свежеиспеченной особой службы перетянут на свою сторону злонамеренные иностранные агенты. В самом деле, откуда известно, что Каверин надежен? Никак нельзя позволить ему действовать одному, а то мало ли что!
Свои подозрения Николай тотчас же без обиняков высказал Чернышеву, но министр успокоил императора. Мол, он и сам понимает, что Каверина нельзя упускать из виду, поэтому посоветуется со знающими людьми и приставит к офицеру надежного человечка. Пусть вообще оба стерегут друг друга, так надежнее.
И поиск надежного человечка был начат. Одновременно Чернышеву пришлось уламывать Каверина, чтобы молодой человек согласился поступить в особую службу и, кроме того, делал вид, что именно по ее заданию ухлопал того пруссака. Потому что все, что имело отношение к шпионажу, внушало приличным людям того времени неописуемое отвращение.
По той же самой причине Чернышев не смог отыскать никого, кто бы взялся надзирать за офицером во время его заграничного вояжа. Нет, конечно, имелись люди, которые за деньги были готовы сделать что угодно, но министр не доверял им. И был совершенно прав.
