Ба, да это ж Валерка Мищенко из разведроты! Еще с Ферганы знакомы.
Он тоже меня замечает, узнал, помахал. Приближается с явным намерением поговорить. Как будто не понимает, с какой целью я иду за валуны – ведь сам же только оттуда…
Черт бы ее побрал, эту кашу перловую…
Может пройти по-быстрому мимо, с озабоченным лицом? Типа не заметил?..
Да нет, нехорошо как-то, столько не виделись…
Да и поздно уже – он все равно уже рядом.
– Привет, Тема!
– Здорово, Валера!
С Валерой Мищенко мы познакомились еще по пути из Москвы в Фергану. Внешне он особо не выделялся – был невысок, коренаст, с большой круглой головой и упрямым лбом, из-под которого смотрели темные, немного настороженные и колючие глаза.
Необычным был разве что голос – глубокий и хриплый, не совсем подходивший восемнадцатилетнему пацану. Но что действительно выделяло Валеру – какая-то исходившая от него внутренняя энергия, спокойная и очень мощная. Он не был разговорчив, но то немногое, что говорил, было каким-то по-мужски веским. Уже в Фергане, попав в одно отделение, мы сошлись ближе. Мы не были друзьями – в Фергане не успеть было ими стать. Не было на это ни сил, ни времени.
Тем не менее отношения складывались хорошие. Меня подкупали его основательность и уверенность в себе. А он, вероятно, чувствуя это, относился ко мне несколько покровительственно, но по-доброму. Собственно, так было у Валеры почти со всеми, поскольку, оказавшись в одном отделении, мы узнали, что он старше нас на год (а в 18 лет это много) и, что особенно важно, что он женат и у него уже есть ребенок. Это еще прибавило ему авторитета.
Мищенко совершенно не лез в лидеры, не стремился выделиться, но, довольно быстро стал одной из заметных фигур во взводе. Его также гоняли, также изводили, также старались унизить, как всех нас. Но, казалось, все это воздействует на него гораздо меньше, чем на остальных. Во всяком случае, физически, ко времени отправки в Афганистан, Валера уже совершенно пришел в себя. Да и в целом выглядел куда более уверенным, чем многие из нас.
Именно это, да еще то, что на гражданке он занимался карате, и предопределило, что при распределении в Гардезе он сам попросился и был без вопросов зачислен в разведроту.
Уже в следующие дни, встречаясь с нашими пацанами, попавшими в разведку, мы узнали, в какой ад они угодили. Избивали их еще сильнее нашего (хотя, казалось, куда уж сильнее). Но самым тяжелым было не это, а то, что с первых же дней из них стали воспитывать «волков». Из Ферганы нас привезли в ботинках, а в бригаде летняя форма – полусапожки. Сразу после прихода в роту молодых разведчиков «напутственно» отметелили и отправили по бригаде «рожать» эти самые полусапожки.
«Где хотите, там и ищите – можете своровать, воруйте. Можете снять с других – снимайте. Не важно, кто они: молодые, дембеля – вам должно быть по хую! Вы из разведроты – и этим все сказано».
Это рассказал нам кто-то из наших, попавших в разведроту, случайно забредший к нам в палатку. Причем рассказал, как рассказывают про умалишенных, про нелюдей. Он еще ассоциировал себя с нами, а не с ними…
Но уже через несколько недель парни стали меняться. И дело не только в том, что стали они более угрюмыми, мрачными. Все больше и больше проявлялись в них результаты этой самой «психологической подготовки».
«Мы – лучшие, остальные – чмыри».
Тех, кто не справлялся с «заданиями», жестоко наказывали, нещадно били и чмырили, так что выход был только один – смириться и полагаться, как и требовали, только на силу и понт.
Спустя некоторое время мы уже начали избегать встреч с нашими недавними однокашниками, оказавшимися в разведроте. Да они уже и перестали быть «нашими» – они уже не делали различий «знакомый – не знакомый». Все чаще действовало только правило: «Увидел чужого – припаши работать за себя. Есть что отобрать – отбери. Нечего отобрать – пусть сам найдет, что тебе у него отобрать».
С Валерой мы не пересекались месяца два. И насколько именно его изменила жизнь в «волчьей стае», я не знал, мог только догадываться.
Тем сильнее было мое удивление, когда наши «шнуровские» орбиты пересеклись-таки где-то в конце сентября.
Может быть, как раз из-за этого удивления я даже не помню точно, где именно в бригаде мы встретились и при каких обстоятельствах. Явно что-то делали, что бесконечно делают первые полгода все «шнуры» – что-то мыли, или стирали, или перетаскивали, или воровали…
Да это и неважно. Важно то, что он изначально более крепкий и сильный, чем я, а теперь еще и со «статусом» «шнура» разведроты, даже НЕ ПОПЫТАЛСЯ меня припахивать. Но и не это было самым поразительным.
ОН БЫЛ ДРУГОЙ. Нет, не так. ЕГО НЕ БЫЛО. То есть внешне это был тот же Валерка – коренастый, большеголовый, разве что еще больше похудевший. Но ТОГО Валеры, которого я помнил по Фергане, не было. В его обычном хриплом голосе звучало такое непривычное отчаяние. По-прежнему настороженные, колючие глаза смотрели с такой непривычной тоской… Но самым непривычным было то, что ОН РАЗГОВАРИВАЛ СО МНОЙ КАК С РАВНЫМ, причем как с равным товарищем по несчастью…
О чем говорили – не помню. О чем могут говорить два задолбанных в доску «шнура», не представляющих себе, когда удастся нормально поесть, поспать, помыться, написать письмо, но точно знающих, что в ближайший час, а потом еще несколько раз вечером и ночью и под утро они будут получать колобахи, маклухи, удары под дых и в грудь. Получать за то, что что-то сделали не так, или не сделали, или наоборот, сделали, чего не надо было. А если не за это – то просто так, потому что «шнуры», потому что так было раньше с теми, кто вешает им эти маклухи и бьет под дых. И так будет завтра, послезавтра, через месяц… Пока наконец жизнь не провернет со скрипом еще один «цикл» и на смену им не придут новые «шнуры», а им самим не настанет очередь теперь уже раздавать маклухи, колобахи и бить под дых другим…
Жизнь продолжается…
Именно на этой жизнеутверждающей мысли мы и расстаемся, поговорив о том, как же хочется уже нормально поесть, поспать, помыться, написать письмо…
– Ничего, Валера, уже сентябрь, скоро призыв. Привезут в Фергану очередных «курков», а там и до нас довезут вскорости. Вот и у нас жизнь начнется!
– Точно, Тема, потерпим, а там и наше время придет. Не мы первые, не мы последние…. Дотянем, а уж там…
Есть и в жизни «шнуров» место светлым перспективам. Просветленные, возвращаемся каждый в свою роту, и все продолжается так, как происходит вот уже почти два месяца.
Палатки разведчиков стояли в расположении нашего батальона, довольно недалеко от наших. Но всеми возможными способами мы избегали ходить мимо них. Это был словно Бермудский треугольник: оказался там – считай, пропал.
Может быть, поэтому, а может быть, потому, что так было угодно судьбе, но с Валерой мы больше не пересекались до того самого дня, когда встретились у валунов на Алихейле.