И не мог себе представить, что Афган не отпустит никогда.
Именно этот, не всегда ко мне добрый и справедливый, этот пропитанный кровью и болью, враждебный и непонятный Афган…
Афган, который неласково меня встретил и недобро проводил.
Вот этот непридуманный Афган заполнит собой все…
Станет паролем и отзывом для большинства из нас.
Для тех, кто так неистово мечтали уехать и забыть его навсегда…
Он всю жизнь будет тянуть к себе…
И не давать покоя, грызть изнутри.
Рваться наружу…
И прорвется наконец, выплеснется в эти рассказы.
В непридуманные истории о моем Афгане.
Спасибо, что вы прожили их вместе со мной.
Вместо послесловия
Война до крайности обостряет все то, с чем каждый сталкивается и в «обычной» жизни: страх, отвагу, подлость, порядочность, великодушие и мелочность. «Вытаскивает» все самое светлое и самое смрадное, что есть в каждом из нас.
Война – это концентрат жизни… точнее – концентрат смерти. Увидев смерть, начинаешь по-другому воспринимать жизнь…
И именно потому, что на войне концентрация смерти столь неестественно высока для «нормальной» жизни, там и возникает некое особое состояние души. Оно не может не возникать, когда каждый день рядом с тобой гибнут люди и в любой момент можешь умереть ты. Смерть постоянно присутствует в «подразумеваемом» списке повседневных и насущных жизненных «альтернатив». Ты не можешь думать о ней постоянно (и не должен – иначе с ума сойдешь), но в какой-то момент ты привыкаешь, сживаешься с мыслью о том, что каждый день может стать последним.
Но, видимо, такова человеческая природа, что чем более реальна и осязаема возможность смерти, тем выше концентрация жизни. На войне, бывает, за день, а то и за час, ты можешь прожить столько, сколько в мирной жизни и за год не проживешь. За считаные минуты узнаешь, понимаешь о себе столько, что, может, и не узнал бы, не понял бы и за всю жизнь…
Так что может быть совсем не случайно и совсем не только из-за «пенсии» считают на войне день за три. Это ведь он для выслуги – один за три, а для жизни – бывает и за 33…
Возможно, еще и поэтому после Афгана мы уже никогда не будем собою прежними. Более того, между нами и окружающими проляжет множество невидимых границ. Даже слова многие будем понимать по-разному.
Для одних «Афган» – прежде всего порода собак…
А «зеленка» – это мазь от порезов и ссадин…
А «чесать» – это спину…
А «операция» – это про докторов…
А «магазин» – это супермаркет…
А «лифчик» – это белье…
А «бурбухайка», «бача», «бакшиш» и «шурави» – тарабарщина…
И им часто бывает не понять тех, кто в Афгане в набитом магазинами «лифчике» чесал «зеленку» во время армейской операции.
Как не всегда понятны они сами тем, кто «бача» говорит друг другу, «бурбухайка» – про машину, а «бакшиш» – про подарок…
Тем, для кого мало что значащие для окружающих названия Кандагар, Файзабад, Баграм, Герат, Гардез – как пароль, как общий код, как степень кровного родства…
В свое время мне довелось побывать на традиционной бурятской свадьбе. Собралось множество народу с обеих сторон – большинство явно совершенно не знакомых.
Поскольку главной моей задачей было внимательно наблюдать за происходящим, я сразу же заметил, что, здороваясь друг с другом, гости помимо обычных приветствий обменивались еще несколькими короткими репликами. Причем, судя по выражению лиц, уже не «дежурными» фразами, а какой-то содержательной информацией. Меня поразило, что довольно быстро в толпе еще недавно совершенно чужих друг другу людей возникло удивительное единение.
Причину этого я узнал только на следующий день, расспросив старшего нашей группы об увиденном. Оказалось, что, здороваясь, люди выясняли друг у друга, к какой фамилии (то есть к какому роду) они принадлежат и какую группу, ветвь, внутри этого рода представляют. То есть никогда, возможно, не видевшие друг друга раньше люди, фактически чужие, моментально устанавливали некую степень близости, родства друг с другом. Чем ближе друг к другу были род говоривших или их ветви в рамках одного рода, тем большая теплота возникала между ними.
Возможно, многие из них никогда больше и не увидят друг друга. Наверняка многие стоят на столь разных ступенях социальной лестницы, что пути их вряд ли снова пересекутся, но было нечто, что сразу же объединило их, соединило и обособило из среды присутствовавших на свадьбе русских. Даже если эти русские были чьими-то хорошими знакомыми и желанными гостями на этой свадьбе…
Спустя несколько лет я неожиданно вспомнил эту сцену на очередном Дне ВДВ. Сама по себе служба в десантных войсках уже предопределила некую степень близости собравшихся, многие из которых вряд ли бы когда-то пересеклись в иных обстоятельствах. Но после обычных по такому случаю приветствий и поздравлений парни обменивались еще несколькими своего рода «паролями». Фразами, мало что значащими для посторонних, но имевшими решающее значение для своих. «Кабул, полтинник», «Лошкаревка», «Гардез, 56-я»… Потом шло уже более детальное, хотя и такое же малопонятное непосвященным, выяснение. «2-я рота, 84–86», «семерка, 82–84».
И еще пять минут назад незнакомые друг другу люди испытывали друг другу практически родственные чувства…
Я бы лукавил, сказав, что эта степень родства автоматически делает приятным общение со всеми в этот день и желанным в остальные. Но вспомните многолюдные семейные торжества, если вам приходилось на них бывать. Будьте честны – со всеми ли этими людьми вы обменялись бы даже улыбками, не то что стали бы разговаривать, не окажись они вашими двоюродными и троюродными братьями, дядьями и бабками?
Естественно, среди ваших друзей и коллег найдется немало людей, намного больше подходящих вам по духу для общения. Но это мифическое на первый взгляд понятие «родство» неким метафизическим образом объединяет вас именно с этими персонажами. И никуда вы не денетесь – то есть вы можете отвернуться, но будете при этом знать, что отвернулись от СВОЕГО…
Афганистан помимо нашего желания объединяет нас. Помимо таких разных, но при этом нередко и пересекавшихся, дорог, каждый проделал свой собственный, ни на чей не похожий, «личный» путь через Афган и назад. «Свой» Афган есть у каждого. Свой опыт, свои воспоминания, свои дороги. У кого-то горы, у кого-то пустыни…
У кого-то вид сверху, из кабины вертолета на квадратики полей и кишлаков.
У кого-то – вперед с места «водилы» БТРа на бетонку и воронки.
А у кого-то – из-под набухших век на окровавленные обрубки и пропитанные кровью бинты…
Война не заканчивается даже когда перестают свистеть пули и рваться мины… Нужно суметь вернуться с войны. К сожалению, я знаю таких, кто были лучшими там, но проиграли здесь. Проиграли «свою» войну…
