Кровь перестала течь, однако рыцарь не двигался. Мадленка подождала немного, приложила ухо к груди крестоносца, но ее прикрывали доспехи, и черта с два разберешь, бьется под ними что-нибудь или нет. Мадленка потрогала рыцаря за щеку – щека была теплая, даже горячая. Она встряхнула его руку, уловила у запястья слабое биение и обрадовалась.
– Я молодец! – объявила она, ибо больше похвалить ее было некому.
Но прошло немало времени, прежде чем рыцарь снова открыл глаза и посмотрел вокруг себя безучастным взором. Когда же он увидел возле себя ненавистного рыжего отрока, весело скалившего зубы, на лице рыцаря отразилось такое бешенство, смешанное с отчаянием, что Мадленка испугалась. Раненый приподнял голову и посмотрел на рану на боку, забитую мякишем, после чего негромко и выразительно стал крыть своего благодетеля и спасителя последними словами, которые одинаковы во все решительно эпохи.
– И ни к чему так отчаиваться, – заявила Мадленка, когда рыцарь умолк и, подавившись кровью, закашлялся. – Смерть твоя впереди, и, может статься, до заката ты не доживешь, так что зря убиваешься, поверь мне.
– Значит, ты решил взять выкуп! – процедил сквозь зубы синеглазый, когда перестал кашлять.
– Выкуп? – растерялась Мадленка. – Какой, к дьяволу, выкуп?
– Я же сказал, я уничтожил Белый замок, – угрюмо сказал крестоносец.
– И что мне с этого? – вне себя вскричала Мадленка. – Что ты этим хочешь сказать?
– Я истребил всех его жителей, – продолжал рыцарь ровно. – Всех, – подчеркнул он, – даже детей и стариков.
– Да? – сухо сказала Мадленка. – Не хотел бы я иметь тебя своим врагом.
– О, – отозвался рыцарь, – смотри-ка, а ты не так уж глуп. Тем не менее многие мечтают сжечь меня живьем, например воевода Лисневский, ведь жена владельца замка была его сестрой. Так что же, ты решил доставить меня к нему?
– Иди ты! – разозлилась Мадленка, едва уразумела, куда он клонит. – Мне от тебя ничего не нужно, понял ты, дурак несчастный? И не нужен мне ни Белый замок, ни воевода Лисневский. Я даже отпущу тебя на все четыре стороны, если ты пожелаешь. Где-то тут поблизости бродит лошадь, наверное, одна из ваших. Я ее поймаю, посажу тебя в седло, и катись ты в свой Мальборк или хоть к самому дьяволу в лапы.
– А ты бы мог получить за меня много денег, – бесстрастно заметил синеглазый. – Очень много.
– Ну да, и будет мне великая честь, что я раненого сдал его врагам, – огрызнулась Мадленка. – Бессовестные вы, рыцари, право, бессовестные, если можете предположить такое!
– Так что тебе от меня нужно? – спросил рыцарь после недолгого молчания.
– Мне нужно знать, – заговорила Мадленка, волнуясь, – кто напал на вас.
– И все? – презрительно поджал губы рыцарь, скривив красный от крови рот. Он сплюнул в сторону и продолжал: – Могу я узнать, отрок, зачем тебе это надо?
– Нет, ну с тобой потеряешь всякое терпение! – вспылила Мадленка. – Какая тебе разница, в конце концов? Я пытаюсь спасти тебе жизнь, между прочим!
Однако на синеглазого ее довод не произвел ровным счетом никакого впечатления.
– Я вассал господа, – уронил он холодно, – и более ничей. Я не приемлю благодеяний ни от врагов, ни от друзей.
– Ха! – фыркнула Мадленка. – Плохой же ты друг, однако, если товарища своего готов в беде бросить, когда он ждет, что ты выкуп за него привезешь. Ведь если ты умрешь, умрет и он, разве не так? Ты что, басурман несчастный, этого хочешь?
Щеки рыцаря немного порозовели. Он закрыл глаза, а когда вновь открыл их, Мадленка подивилась сквозившей в них решимости.
– А знаешь, как ни странно, ты прав, – признался он. – Я ведь совсем забыл о нем.
– Ну вот! – обрадовалась Мадленка. – Толку от тебя не добьешься. Говори, кто давеча напал на вас, и ты больше меня не увидишь, обещаю. Захочешь умереть – можешь расковырять рану, я не стану тебе мешать, и бог тебе судья. Ну?
Синеглазый вздохнул.
– Утром на нас напали поляки…
– Уже слышал! – нетерпеливо отозвалась Мадленка. – А кто именно, чей отряд, ты не разглядел?
– Еще как разглядел, – отвечал рыцарь, – это были люди князя Августа Яворского.
– А кто он такой, князь Август? – переспросила Мадленка оторопело.
– Племянник князя Доминика, сын его сводной сестры Гизелы… кажется. Мы защищались, но их было слишком много.
Пораженная Мадленка ударила себя ладонью по лбу. Князь Август, племянник князя Доминика, польский шляхтич – однако же, судя по всему, не счел ниже своей чести ограбить крестоносцев… Нет, не будем торопиться, не будем. Попробуем все начать сначала. Так. Крестоносцы – лжецы, что всем известно. Но этому-то какой смысл лгать? Не мог же он сам в себя всадить стрелу? А стрела, кстати, точь-в-точь такая, как те, ну, те самые, она сама видела.
– Что за дрянь ты засунул в хлеб? – спросил синеглазый, осторожно трогая свою рану.
– Подорожник, – занятая своими мыслями, рассеянно ответила Мадленка. – Очень хорошо заживляет раны.
Нет, крестоносец всей правды никогда не скажет, и на слова его полагаться нельзя. Надо идти к князю Августу, еще надо разыскать кузнеца, который делает такие чудные наконечники. Мадленка взяла в руки стрелу, извлеченную из тела крестоносца, и стала ее разглядывать. Синеглазый смотрел на странного отрока с любопытством, но без прежней ненависти.
– Где князь Август теперь? – спросила сквозь зубы Мадленка.
– У дяди своего Доминика гостит, где же еще?
Интересно, отметила про себя Мадленка. Очень интересно. И то, что у дяди, и то, что рыцарям ордена это отлично известно. Ох, не зря дед говорил, что крестоносцы – лучшие на свете воины и что сражаться на их стороне он почел бы великой честью, кабы сердце не говорило бы ему обратного.
– А своей вотчины у него что, нет?
– Была, – сказал синеглазый коротко. – Но мы ее отвоевали.
Мадленка скользнула по нему взглядом и подумала, что это более чем возможно.
– Странная стрела, – заметила она, вертя ее в руках.
– Carreau, – пробормотал рыцарь.
– Что? – вскинула голову Мадленка.
– Это французское слово, – пояснил синеглазый. – Четырехгранная арбалетная стрела, которая пробивает доспехи. Ты и впрямь намерен меня отпустить?
– Угу, – рассеянно подтвердила Мадленка. – А стрелой тебя кто ранил? Ты не видел?
– Графский кнехт Доброслав, – ответил рыцарь и прибавил по адресу оного кнехта, сиречь оруженосца, несколько нехороших выражений.
Мадленка наморщила нос. То, что говорил синеглазый, ей не нравилось, ох как не нравилось. Получалось, что в лесу на них напали свои. И свои же, поляки то есть, убили Михала. Не обязательно князь Август, но кто-то из его окружения, пользующийся такими же стрелами. Как-то нехорошо и нескладно выходило все…
