– Если бы там были крестоносцы – а они ведь ужасно хитрые, правда? – они бы не поленились переодеться, я думаю.
После последней реплики Флориан разрешил ей рассказывать дальше.
Мадленка объяснила, как она очнулась и нашла всех спутников убитыми, как похоронила их и переоделась, собираясь вернуться домой. Тут ее снова прервал противный молодой священник.
– Греховный поступок, – сказал он. – Женщина не должна носить мужскую одежду.
– Простите, отче, – потупилась Мадленка, про себя ухмыляясь, – в другой раз я обязательно последую вашему совету и отправлюсь в путь в драном платье, у которого все оторвалось…
– В данных обстоятельствах этот грех простителен, – заметил епископ Флориан, и физиономия не в меру прыткого инквизитора вытянулась.
Далее Мадленка рассказала о том, как в лесу ей повстречалась медведица с медвежонком, как она обнаружила двух бродяг и что с ними произошло. Епископ Флориан взволновался чрезвычайно, заставил ее два раза повторить историю с украденным платьем и объявил, что она очень важна.
– Конечно, – вздохнула Мадленка, – ведь платье было такое красивое!
Князь Диковский улыбнулся снова, но Мадленка не поняла, чему именно.
– Продолжай, дитя мое, – поощрил допрашиваемую епископ. – Что же было потом?
Девушка глубоко вздохнула и, мысленно поручив себя богу, рассказала, как она наткнулась на раненого рыцаря, как отняла у него мизерикордию и извлекла у него из бока стрелу.
– Мне показалось, она похожа на ту, которой убили Михала, – Мадленка опустила глаза. – Крестоносец лежал уже без движения, и я пошла дальше. До того он сказал, что на их отряд напал князь Август, ну, мне и захотелось его разыскать.
– А те стрелы, где они теперь?
Мадленка объяснила, где их оставила. Епископ кивнул незаметному человеку, сидевшему где-то сбоку, тот поднялся и вышел.
– Там должна быть еще веревка! – крикнула Мадленка ему вслед.
Через малое время человек вернулся и объявил, что ни стрел, ни веревки в каморке, занимаемой некогда Мадленкой, не оказалось.
– Неважно, – сказал епископ. – Рассказывай дальше, дитя мое.
«Дитя», прикусив губу, повело речь о князе Августе, о самозванке, о панне Анджелике и ее ручном горностае. Но панна Анджелика заинтересовала епископа меньше всего.
– То есть ты услышала, как кто-то назвался твоим именем и плетет небылицы. Так?
– Так.
Епископ откинулся на спинку кресла и посмотрел на Мадленку с видом глубокого неодобрения.
– Ты должна была немедленно разоблачить ее.
– А какие у меня были доказательства, что я – именно я? – спросила Мадленка. – И потом, ее все уже жалели, а меня никто еще не знал.
– Ты могла бы рассказать все мне, – заметил епископ.
– Я пыталась, – сухо сказала Мадленка, – но вы так на меня посмотрели, словно я пришла в долг у вас просить.
Среди слушателей пронесся смешок. Епископ Флориан нахмурился.
– На все у тебя есть объяснение, – раздраженно заметил он. – Лучше объясни нам, как крестоносец, которого ты сочла мертвым, смог сесть на лошадь, добраться до Торна и поднять тревогу.
Мадленка широко распахнула честные глаза.
– О! Ваша правда! Эти чертовы крестоносцы живучи, как собаки. Надо было ткнуть его ножиком как следует, да только он вроде и так помирал. Куда уж мне…
– Хорошо, – устало молвил Флориан. – Дальше, дитя мое, дальше. И, ради бога, ничего не упускай.
Мадленка перешла к поездке за телами убитых, рассказала, как обнаружила, что кто-то разрыл захоронение. Как ей пришла в голову мысль толкнуть самозванку на опрометчивый поступок, как она написала ей записку. Поколебалась, но все-таки упомянула о бирюзовых четках настоятельницы, почему-то оказавшихся на служанке в качестве браслета.
Шляхтичи зашумели. Молодой священник стал выпытывать у Мадленки, убеждена ли она, что четки были те самые, и девушка твердо стояла на своем. Вызвали служанку Марию, и та, нисколько не смутившись, подала епископу браслет из бирюзы. Он внимательно оглядел его и нахмурился.
– Похоже, дитя мое, ты ошиблась, – сказал он Мадленке. – Это браслет, а не четки, и никакой выщербинки, о которой ты упоминала, нет. Действительно, украшение немного похоже на те четки, которые я видел у матери Евлалии, но…
Мадленка не стала настаивать. Сейчас она видела, что перед ней вовсе не те четки, которые она видела у служанки, но в ушах ее зазвучало предостережение Боэмунда: будешь держаться своих подозрений – убьют. Она и не стала.
– Итак, самозванка исчезла из зала… – подбодрил ее епископ Флориан. – А что было потом?
Мадленка рассказала, как ее ударили по голове и как, очнувшись в незнакомой комнате, обнаружила, что самозванка и княгиня мертвы. Затем вошел Август, хотел убить ее, но не успел, и ее бросили в подземелье. Рыцарь внизу сказал, что ее посадят на кол, и они задумали бежать. Осуществив план, который предложил рыцарь, они расстались. Крестоносец поспешил к своим, а она скиталась, обменявшись предосторожности ради одеждой с одним юношей, пока ее не подобрали литовские купцы и из жалости не отвезли в Каменки. Туда же вломился и князь Август, который и привез ее сюда.
– Это все? – спросил епископ, когда Мадленка закончила и наступило молчание.
– Все, – кивнула девушка, внутренне храбрясь.
– При убитой женщине, которую ты называешь самозванкой, – тихо заговорил епископ Флориан, – мы не нашли никакой записки. Имеешь ли ты что-либо сказать по данному поводу?
Мадленке потребовалось собрать все ее мужество, прежде чем она сумела ответить:
– Нет. Но, мне кажется, она могла сжечь ее.
– Возможно, – согласился епископ милостиво. А затем вдруг продолжил совсем другим, суровым голосом: – Но столь же возможно и другое объяснение: что ты все это выдумала. Теперь мы уже не в состоянии проверить, действительно ли тебя тогда ударили по голове. (Мадленка насупилась). Ни стрел, ни веревки тоже нет. Странно, не правда ли? Далее: на караван напали именно тогда, когда ты попросила мать-настоятельницу остановиться, чтобы, по твоим словам, ты могла проститься с братом. Уже более чем странно, ты не находишь? (Мадленка молчала, стиснув челюсти, и была похожа на волчонка, которого ее дед как-то для забавы принес из лесу.) И еще: крестоносец, который, по твоим словам, должен быть мертв, на самом деле жив. Я видел его в Мальборке. Он показал мне труп, висящий на стене, и поклялся страшной клятвой, что казнил тебя. Как-то непонятно выходит, тебе не кажется? Ты говоришь, что он мертв, а он утверждает, что сам расправился с тобой. Некоторым может даже показаться, что вы покрываете друг друга. Ты ничего не хочешь мне сказать?
Мадленка залилась слезами.
– Ах, бедный, бедный юноша, – сквозь всхлипывания твердила она. – Ведь, выходит, я виновата в его гибели! Наверное, тот изверг встретил его в моей одежде и принял за меня. Отче, я совершила великий грех, и мне нет прощения! Из-за меня пострадал ни в чем не повинный человек!
