Книга Рыцарь темного солнца, страница 64. Автор книги Валерия Вербинина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Рыцарь темного солнца»

Cтраница 64

Аббат прислал ей слугу с напоминанием о том, что она не исповедовалась со времени своего прибытия в замок, и Мадленка, воздав должное мудрости одного советчика, предостерегшего ее от всех ловушек, в субботу исповедалась ксендзу Домбровскому. Тот попытался выведать у нее, не согрешила ли она ложью, но Мадленка в ответ только всхлипывала и жаловалась на жестокость людей, перед которыми она ни в чем не провинилась. Когда недовольный ксендз отпустил ей грехи, она чуть не расхохоталась, некстати вспомнив о том, что обозначало слово «исповедь» у крестоносцев. «Боже! Неужели я тоже исповедовалась!» – весело ужаснулась она.

В воскресенье она была у обедни и, так как в прошлый раз раздала бедным все деньги, какие привезла с собой, заняла у Августа несколько серебряных монет, чтобы не обидеть убогих, вид которых любого мог привести в содрогание. Там были безногие и покрытые пестрыми лишаями, совершенно дряхлые старики и слепые, увечные дети и грязные, оборванные женщины; несколько поодаль держались прокаженные, составлявшие особую группу. Они были грязнее и страшнее всех остальных, многие были одеты в балахоны с капюшонами, почти закрывающими изуродованные лица, но Мадленке, самой находящейся в отчаянном положении, все несчастные скорее внушали жалость, чем ужас. Она усвоила, как и все ее современники, что прокаженные – проклятые люди, наказанные страшной болезнью за грехи, чаще всего похоть, что они желают только зла тем, кто не заражен их болезнью, и нередки случаи, когда они нападают на одиноких путников, убивают их, чтобы потешить свою жестокость. Многие ненавидят прокаженных и избегают их пуще чумы. Боэмунд фон Мейссен, как знала Мадленка, и вовсе приказывал убивать их всюду, где они попадутся. Когда он вез Мадленку в Каменки, им на пути попался один такой бедняга, еле-еле волочивший ноги по дороге и не находивший даже сил, чтобы греметь своей трещоткой, возвещавшей о приближении больного. Фон Мейссен изменился в лице и выхватил меч, но Мадленка осмелилась схватить его за руку. Боэмунд был в гневе, что ему посмели перечить, но вмешался Филибер.

– Не понимаю я тебя, – проворчал он. – Не рыцарское дело – марать оружие кровью какого-то бедолаги.

Нехотя Боэмунд вложил меч в ножны.

– У тебя слишком доброе сердце, – бросил он Мадленке. – Берегись: когда-нибудь оно сыграет с тобой дурную шутку и погубит тебя.

Но Мадленка не могла взять в толк, к чему убивать несчастного, почти слепого и с головы до ног покрытого отвратительными пятнами, свидетельствующими о его болезни, дни которого и так сочтены. Она резко упрекнула крестоносца за его жестокость.

– Быть может, он бы обрадовался, если бы я прекратил его муки, – ухмыльнулся в ответ фон Мейссен.

По-своему он, конечно, был прав, но Мадленке претил такой откровенный цинизм, и сегодня, несмотря на лес протянутых к ней клянчащих рук, она подошла именно к прокаженным. Уродливые ссохшиеся ладони, похожие на клешни и дурно пахнущие, с опаской принимали серебряную монету и тотчас торопились спрятать ее подальше. Следующим в веренице убогих стоял человек, когда-то, очевидно, мощного сложения, но сейчас он скрючился в три погибели и трясся мелкой дрожью. Мадленка протянула бедолаге монетку, а тот неожиданно сжал ее запястье. Одновременно из-под обтрепанного капюшона на нее испытующе глянули знакомые синие глаза… Как, как моя Мадленка не завопила от неожиданности в голос – и поныне остается для меня загадкой. Однако она мгновенно определилась, быстро оглянулась – не смотрит ли кто на них – и наклонилась к страдальцу, сунув ему вторую монету.

– Тебя узнают! – яростно шепнула она.

– В этом рубище меня не узнала бы и родная мать, – отозвался крестоносец. – Я был здесь на прошлой неделе тоже, но ты не подошла, а я боялся привлекать твое внимание. Где тебя держат?

– В замке. Вверх по лестнице и налево, потом в конце галереи. Но у двери всегда стоит стража.

– Это уж моя забота. – Он снова согнулся и надвинул капюшон низко на глаза.

Полная тревоги и надежды, Мадленка воротилась в замок. Боэмунд здесь! Что же значит его появление в замке? Любит ли он ее или пришел только затем, что ему приказал великий комтур или кто-то другой из ордена? Но какой же он смелый, дерзкий, находчивый человек! Никогда мямле Августу не сравниться с ним…

Мадленка не покидала своих покоев. Стражи переговаривались у дверей – следовательно, были на месте. Никто, однако, не заходил. Поздно вечером Мадленка отослала служанку и легла спать, не снимая одежды. Она ждала.

Около полуночи в коридоре послышался какой-то шум. Через некоторое время дверь приотворилась, и вошел Боэмунд фон Мейссен. Мадленка быстро поднялась с постели ему навстречу.

– А где стражники?

– С ними все в порядке. Им послышался шум в другом конце галереи, и они пошли посмотреть, что там происходит.

– Но они вернутся! Как ты выйдешь отсюда?

– Так же, как и вошел: Филибер отвлечет их.

– Значит, ты не один?

– Разумеется, нет.

– Господи, – сказала Мадленка, – как я рада тебя видеть!

Она расплакалась. Боэмунд поморщился: как и на большинство мужчин, женские слезы действовали на него угнетающе.

Мадленка была далеко не глупа и, заметив его реакцию, быстро вытерла глаза и коротко рассказала о том, как продвигается ее дело.

– А Август посоветовал мне признать, что я сумасшедшая, – горько закончила она. – Знаешь, похоже, он ко мне неравнодушен.

Если она рассчитывала вызвать в крестоносце ревность, то ее ожидания не оправдались.

– Теперь это уже неважно, – проворчал фон Мейссен. – Оставаться здесь тебе нельзя. Если ты поддашься и признаешься в одном, они повесят на тебя все остальное. Да, конечно, убить тебя не посмеют, но то, что заточат в монастыре до конца твоих дней, – как пить дать. И Август тебе не поможет: против воли своего дяди он – ничто. За год, тем более за два он найдет себе невесту и забудет даже, как тебя зовут.

– Значит, выхода нет? – печально спросила Мадленка.

– Есть. Тебе надо бежать отсюда, и я пришел за тобой. Собирайся.

Хотя Мадленка и сама придерживалась того же мнения, она ощутила нечто вроде протеста, который не замедлила довести до своего собеседника:

– Бежать? Опять? Но если я убегу, то тем самым признаю, что все, что обо мне говорят, – правда!

– Мадлен, – произнес крестоносец очень серьезно, подойдя к ней и взяв ее за предплечья, – речь идет не о разговорах горсти жалких дураков, а о твоей жизни. Поэтому умоляю тебя поторопиться. Я не предлагаю тебе ничего бесчестного, поверь. Первое время ты отсидишься в крепости, в Торне или Мальборке, а затем поселишься в любом городе нашего государства. Я дам тебе столько денег, сколько ты захочешь, и ты заживешь так, как сочтешь нужным.

Мадленка, кусая губы, смотрела на него.

– А почему ты мне предлагаешь все это? Никто и никогда не сулил мне столько хорошего.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация