— После того, как Алан вынес тебя из склепа на руках и наорал на Яра, думаю, отец с радостью превратит слухи в реальность, — хихикнула сестрица.
Все бы ей веселиться… А мне, между прочим, скоро в Школу возвращаться. И Рэму — тоже. И упасите боги, если кто-нибудь там прознает о нашей помолвке!
А Лика словно мысли мои прочитала:
— Слушай, а я все думаю — ведь в твоей Школе, наверное, много симпатичных парней! И что, неужели никто по сердцу не пришелся?
Я закатила глаза, признавая, что сестричка неисправима:
— Лика, какие парни?! У меня в первое время одна забота была — выжить и не вылететь, так что…
— Так что слепая ты совсем или просто маленькая еще, — наморщила носик Светлолика. — Я на вашем балу как следует огляделась… Да и маг тот, что из Школы седмицы две назад сюда приезжал, тоже весьма ничего был… Кстати, после его визита папочка и взбесился!
— Какой еще маг? — насторожилась я.
— Очень злой и, по-моему, совершенно чокнутый, потому что осмелился повысить голос при батюшке, — хихикнула старшая.
— Лика! Как он выглядел? — почти прорычала я. Вот когда не надо, она соловьем заливается, описывая внешность, а сейчас решила удариться в анализ характера!
— Так я и говорю — симпатичный, очень, — вздохнула Светлолика, — темноволосый, невысокий, глаза… знаешь, красивые такие, зеленющие… Кошачьи.
О… О! Какого беса?!
Я тихонько сползла по подушке и натянула одеяло на голову.
Дура! Наивная дура! Неужели я и в самом деле полагала, что Остромысл не в курсе моего происхождения?! А раз знает директор, значит, знает и Лион. Стоило бы насторожиться еще при встрече с Яром, когда мастер Ривенс был раздражен, но не удивлен. И… это он позвал дядю в Школу. Чтобы он забрал меня. Для чего?! Из-за мастера Ргеона? Ведь все началось с того дня — нам запретили покидать Школу, а Лион уехал… В Самоцветинск, к царю-батюшке, потому как его найти легче, чем Славояра. А уж отец, с помощью астролога проверив слова чародея и получив таким образом дурацкое предсказание, прислал ко мне единственного человека, с которым я согласилась бы вернуться домой…
Кажется, с царем-батюшкой нам нужно обсудить гораздо больше вопросов, чем казалось изначально. И затягивать с этим не стоит — не в том я положении, чтобы смиренно ждать милости от богов, родителя или тех же звезд, по чьей вине нам с Рэмом приходится разыгрывать не радующий нас обоих спектакль…
Кстати, Рэмиону я все рассказала. В отличие от Вилиера и любопытного Костана, которым я, ничуть не смущаясь, выдала версию о практике. Ну да, в полночь. Ну да, в родовом склепе. Кого-то из темных это удивляет? Нет? Вот и славно!
И, что самое главное, Рэм меня понял. Не задавал глупых вопросов, не ругался, а поддержал. Единственное, о чем попросил — не лезть во всякие сомнительные авантюры в одиночку.
— На этот случай и существуют друзья, — заявил он, и я в который уже раз порадовалась, что однажды наши пути пересеклись.
Эх, батюшка, что такое брак, тем более — без любви? Самое настоящее чудо в этом мире — дружба. Когда за другом и в огонь, и в воду, и в склеп… Мне искренне жаль тех, кто не может этого понять. Очевидно, в их жизни такого чуда не случилось…
Но, стоя следующим утром перед дверью в отцовский кабинет, я вовсе не горела желанием просвещать батюшку насчет дружеских отношений. А вот избавиться от перспективы брака я намеревалась. Я должна хотя бы попытаться! И понять, для чего все это нужно отцу. И что ему вообще нужно… Забавно, этот вопрос волновал меня впервые за почти семнадцать лет моей жизни.
Отец сидел за массивным столом, заваленным бумагами, и что-то писал. Солнце золотило его волосы, и ниточки седины в них казались тонкой паутинкой, которую можно снять в любой момент. Мелькнула глупая мысль, что в моих-то волосах седины видно не будет, и пропала, когда батюшка наконец-то заметил меня.
— Проходи, Вики, — кивнул он мне, и я отлепилась-таки от двери и шагнула к столу, окинув комнату быстрым взглядом.
Все как всегда, ничего не изменилось — обшитые светлым деревом стены, высокие шкафы, полные книг в золоченых переплетах, незажженный камин и придвинутое к нему кресло, на котором так же, как и на столе, лежали стопки бумаг. В этом мы с царем-батюшкой были схожи — творческий беспорядок ценили превыше нарочитой аккуратности. Только он мог бороться с данным недостатком, а я — нет.
— Вижу, тебе уже лучше, — продолжил отец, глядя на меня с опаской. Интересно, с чего бы? — Ты хотела о чем-то поговорить?
Ох, знал бы он, как сильно… Я хотела, чтобы разговор был спокойным и конструктивным, даже по пути сюда пару раз повторила про себя заранее заготовленную речь, щедро сдобренную весомыми аргументами, но, едва оказавшись здесь, забыла о благих намерениях. Я вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой, считающей, что ее права нарушают самым бесцеремонным образом, и поступила так, как привыкла, — то есть безнадежно глупо и прямолинейно, с ходу выдвинув главную претензию:
— Я не желаю выходить замуж, ни сейчас, ни в ближайшем будущем!
— Это для твоего же блага! — резко поднявшись, сверкнул глазами отец.
— Так же, как и ссылка в Школу? — вырвалось у меня.
— Да, — спокойно подтвердил он. — Скажи, разве ты жалеешь, что попала туда?
Оставалось лишь отрицательно качнуть головой. Не так я себе представляла этот разговор, ох не так!
— Вот видишь! — обрадовался батюшка.
— Не вижу, — упрямо вздернула подбородок я. — Это не одно и то же — учеба, которая действительно нужна, и замужество, которое…
— Спасет тебе жизнь. Звезды не лгут, Вики.
— С чего такая забота? — не выдержала я. — Помнится, раньше моя жизнь тебя не особо волновала!
— Неправда, — побледнел отец.
— Неужели?! Да порой мне казалось, что ты и вовсе не знаешь о моем существовании!..
— Я боялся привыкать к тебе! — прошептал батюшка. — Боялся, что ты, как и она, исчезнешь, оставив меня одного…
Я подавилась очередным обвинением и тяжело опустилась в кресло. Услышанное не желало укладываться в голове, поражая своей нелогичностью и… отчаянием. Похоже, правы утверждавшие, что царь все-таки повредился в уме после пропажи второй жены.
— Я бы не исчезла, — не зная, что еще сказать, пробормотала я.
— Она тоже так говорила, — горько усмехнулся отец. — Вики… Я повел себя как последний эгоист. Я не хотел больше той боли, что едва не свела меня с ума. И не придумал ничего лучше, чем отгородиться от тебя. Казалось, так будет легче. И мне и тебе. Лишь потом я понял, насколько ошибся… И сделал новую ошибку — не попытался ничего исправить, завоевать твое доверие… Все-таки мои самые страшные кошмары сбылись — я потерял тебя.
Отец говорил тихо, отстраненно, устремив застывший взгляд в окно, а я молча глотала слезы, почти задыхаясь от боли и безысходности, сквозивших в каждом его слове. Несмотря на годы одиночества и обид, сейчас я… понимала его. В Школе я слышала и более пугающие истории и знала, на что способны доведенные до отчаяния люди, как ломают даже самых сильных душевные переживания. Понимала, но вот простить пока что не была готова. Но пообещала себе постараться…
