Янна-Берта чувствовала, как у неё дрожат колени. Но сейчас ей уже не надо было собирать всю свою волю. Она легла на спину и долго лежала так, следя, как проплывают над ней облака. Мирные, безвредные облака, пушистые словно вата.
Как, должно быть, прекрасно — лежать там на подсолнухах, среди покоя, темноты и прохлады, не ведая страха.
Шины на её велосипеде спустили, но насос был в рабочем состоянии. Она накачала шины, сняла с багажника школьную сумку и зашвырнула её подальше, даже не открыв. Потом укрепила лопатку на багажнике и стащила велосипед с насыпи вниз. Педали слушались плохо, велосипед скрипел. Но всё-таки она двигалась вперёд.
В деревне не было никаких признаков жизни. На улицах валялась сухая листва вперемешку с песком, нанесённым последними ливнями. Крыса перебежала дорогу. Перед дверью одного из домов лежала собака. От неё остались кожа да кости, и нельзя было понять — умерла она или спала. Добравшись до перекрёстка, Янна-Берта обнаружила в палисаднике, по которому пытался проехать мерседес, выгоревший автобус и свалку автомобильных обломков. Судя по всему, проезжую часть расчищали бульдозером.
Она выехала на федеральную трассу № 62. Миновав несколько домов, она увидела семью, разгружавшую машину. Взрослые носили чемоданы и перевязанные коробки в дом. На верхнем этаже женщина распахнула окно и крикнула:
— Слава богу, всё на месте. Но мышей!..
Вскоре деревня кончилась. Впереди виднелась лишь череда несжатых, заброшенных полей, на обочинах дороги стояли и лежали разбитые автомобили. Из полуоткрытого окна «гольфа» выскочила, едва не угодив Янне-Берте под скрипящие колёса, взъерошенная кошка. На крыше «гольфа» виднелся автобагажник. Рядом с машиной стояло ночное туалетное кресло.
В Байерсхаузен и Нидераулу потихоньку возвращалась жизнь. Янна-Берта увидела женщину, мывшую окна, мужчину, стоявшего на краю поля и рассматривавшего потемневшую, прибитую дождями пшеницу. Старик и мальчик лет двенадцати волокли из хлева мёртвую свинью. Ликвидаторы павшего скота её просто не заметили.
Какая-то собака облаяла Янну-Берту, когда та подкачивала шины. Приходилось всё чаще останавливаться и подкачивать их. За время жарких летних месяцев они сильно растрескались.
Дождь перестал моросить. Из тумана смутно выступил мост. Движение на трассе было умеренным и в основном на юг — грузовики и нагруженные легковушки. Склон у въезда на автобан превратился в настоящее кладбище машин. Стая ворон сидела на останках автомобилей и при приближении Янны-Берты поднялась в воздух.
Она свернула с федеральной трассы на просёлочную дорогу. Здесь начинались окрестности Шлица. Унтервегфурт, Обервегфурт. Вот женщина метёт тротуар, вот двое детей играют в футбол посреди улицы. На крестьянском подворье лежит под трактором мужчина и чем-то стучит по железу. Пахнет варёной капустой.
За Обервегфуртом Янна-Берта остановилась под деревом на обочине — к этому дереву она прислонялась, когда Ули торопливо глотал хлеб с сыром. В то время мама и Кай были ещё живы, да и Йо наверняка тоже. Папа, возможно, уже умер. А бабушка Берта с дедушкой Хансом-Георгом, ничего не подозревая, сидели на террасе на Майорке и пили кофе.
Она нащупала ключ в брючном кармане. Потом снова подкачала шины и покатила дальше. Римбах, Квек… Здесь она часто бродила с родителями и братьями. Пешие прогулки — это хобби папы и деда Ханса-Георга. В этом вопросе они родственные души. Сколько раз по дороге они затевали споры о политике! Но из-за одного белого гриба-красавца могли моментально забыть причину своих споров.
В чьём-то саду, подмяв под себя забор, лежало рухнувшее дерево. Пожилой мужчина обрубал с него сучья. В другом углу сада женщина подбирала падалицу. Она протянула яблоко Янне-Берте и поинтересовалась, куда та держит путь.
— В Шлиц? — спросила она удивлённо. — Одна?
— Мои родители умерли, — сказала Янна-Берта. — Но в Шлице стоит наш дом.
— А кто были твои родители? — спросила женщина и потуже подвязала косынку.
— Майнеке, — ответила Янна-Берта.
— Господи, твоя воля! — вздохнула женщина и пристально посмотрела на Янну-Берту. — Майнеке… Что это за мир такой? Чем мы это заслужили?
— Хватит причитать, Марта, — вступил в разговор старик. — Человечество зарвалось: норовит знать больше и уметь лучше, чем наш Господь Бог. Людям нужен был укорот, вот они его и получили.
— Всё это, слово в слово, ты уже говорил после войны, — заметила женщина.
— Именно, — согласился старик. — Да только её оказалось недостаточно. Её успели позабыть. Это я вам говорил ещё тогда, когда Ральф с Лени полетели на отдых в Марокко — крестьяне, в июне! Это добром не кончится, сказал я, это кощунство. И когда они перестали скот на пастбище выгонять, я то же самое говорил. Такого Господь Бог не потерпит.
— Как же! — недовольно буркнула женщина. — Ты всегда всё знал наперёд. Ты же с нашим Господом Богом в свойстве состоишь.
Затем она снова обратилась к Янне-Берте.
— В Шлице сейчас людей не слишком много, — сказала она. — Мы сами только со вчерашнего дня здесь. Некоторые приезжают, только чтобы посмотреть, как оно выглядит, потом снова уезжают. Коли ты сегодня никого не встретишь, кто о тебе побеспокоится, то приходи на первый случай сюда. А там посмотришь, что дальше.
Янна-Берта поблагодарила, снова села в седло и поехала в сторону Хуцдорфа. А вот и канава, из которой они с Ули тогда пили воду. Она слезла и вымыла руки, ещё грязные от земли. Впереди высился Темпельберг, перед ним речка Шлиц впадала в Фульду. Туман стал рассеиваться. Над лесом показались клочки синего неба.
Прежде тут пасся молодняк. Сейчас в окрестностях Шлица скота больше не было. Имело ли смысл возделывать тут пашни? Можно ли будет употреблять в пищу новые урожаи? Да и не все, кто тут прежде жил, вернутся на старое место. Какое у них будущее? Эти земли обречены на болезни и нищету.
Янна-Берта налегла на педали, хотя ехала уже почти на одних ободах. Она миновала первые дома Хуцдорфа, увидела перед собой городскую гору с силуэтом крепостного вала и башен и подумала о доме на склоне горы. Кто-то её окликнул, кричал вслед. Уж не голос ли это милой продавщицы из мясной лавки?
Но сейчас ей не хотелось останавливаться. Сейчас надо было выдержать главное — возвращение домой, свидание с домом, где её никто не ждал.
Она протряслась мимо последних домов Хуцдорфа, мимо первых домов Шлица, не замечая ничего и никого из тех, кто тут успел появиться, даже солнца, отражавшегося в лужах. Напротив старого вокзала она свернула и, пыхтя, поехала в гору. Но ржавому велосипеду гора оказалась не под силу. Пришлось Янне-Берте спрыгнуть, прислонить его к стене, опоясывающей склон, и дальше идти пешком.
Бунгало семейства Зольтау стояло как ни в чём не бывало. Жалюзи были опущены. На ступеньках перед входом в дом лежала куча обломанных ветром веток, шелестела сухая листва. Цветы герани перед окнами засохли.
