Скол повернулся к соседям: трое мужчин и женщина, все иммигранты. Говорили о мебели. Послушал несколько минут, прикладываясь к виски, и отошел.
Лилия подсела к горбоносой Джулии. Они курили и разговаривали, точнее, Джулия говорила, а Лилия слушала.
Скол вернулся к столу и налил себе еще. Зажег сигарету.
Ему представился мужчина по имени Ларс, директор школы для детей иммигрантов в Нью-Мадриде. Его привезли на Свободу ребенком, и он прожил на острове сорок два года.
Подошел Аши, ведя за руку Лилию.
– Пойдем, покажу мастерскую, Скол.
Они вышли из гостиной в коридор с картинами.
– Знаешь, с кем ты сейчас разговаривала? – спросил Карл.
– С Джулией.
– С Джулией Констанса, двоюродной сестрой генерала. Терпеть его не может. Одна из учредителей Службы помощи иммигрантам.
Мастерская была просторной и светлой. На одном мольберте стояло незаконченное изображение местной женщины с котенком, на другом – сине-зеленая мазня. Вдоль стен – еще полотна: оранжево-коричневые, сине-лиловые, черно-фиолетовые, оранжево-красные…
Карл объяснил, чего добивается, указывая на особенности композиции, контрастность и тонкие оттенки цвета.
Скол отвернулся и пил виски.
– Эй вы, железяки! – сказал он достаточно громко, чтобы его слышали. – Хватит трепаться про мебель. Послушайте минуту! Знаете, что нам надо? Драться! Это я не ругаюсь. Драться в буквальном смысле. Драться с Уни! Потому что во всем виноват Уни! В том, что тупари такие, как есть, потому что им не хватает пищи, пространства, связи с внешним миром; в том, что чучела такие, потому что их одурманивают ЛПК и накачивают транквилизаторами; в том, что мы такие, потому что Уни согнал нас сюда, чтобы не мешали! Виноват Уни – он заморозил мир, чтобы ничего не менялось. Нужно бороться! Оторвать от стула свою глупую избитую задницу и драться!
Аши улыбнулся и потрепал его по щеке.
– Брат, ты маленько перебрал. Слышишь меня, Скол?
Конечно, он перебрал, конечно, конечно! Но алкоголь не отупил, а освободил. Дал волю всему, что копилось долгие месяцы. Виски – это здорово! Виски – это восхитительно!
Он отвел руку Аши.
– Я в порядке. Я понимаю, что говорю. – Посмотрел по сторонам на оборачивающихся с улыбкой гостей. – Нельзя смиряться, нельзя приспосабливаться к тюрьме! Аши, ты рисовал товарищей без браслетов, таких красивых! А теперь – какие-то цвета, просто мазня!
Его пытались усадить, Аши с одной стороны, взволнованная и смущенная Лилия – с другой.
– И ты тоже, любимая. Смиряешься, приспосабливаешься.
Он сел, потому что так было легче и удобнее, можно развалиться.
– Нужно драться, а не приспосабливаться. Драться, драться, драться! Драться надо, – сказал он сидящему рядом сероглазому безбородому мужчине.
– Господи, до чего же ты прав! – ответил тот. – Полностью с тобой согласен! Бороться с Уни! С чего начнем? Поплывем на лодках, прихватив до кучи армию? Но море, возможно, отслеживают со спутника, и нас будут поджидать врачи с ЛПК. У меня идея получше: возьмем самолет – говорят, на острове есть один, который даже может летать, – и…
– Боб, не дразни, – произнес кто-то. – Он новенький.
– Оно и видно, – отозвался мужчина и встал.
– Есть какой-то способ, есть. Должен быть.
Скол подумал о море и острове. Мысли путались.
На место мужчины села Лилия. Взяла его за руку.
– Нужно бороться, – сказал он ей.
– Знаю, знаю, – грустно поглядела она.
Аши поднес к его губам теплую чашку.
– Это кофе. Выпей.
Кофе был очень горячим и крепким; он сделал глоток и оттолкнул.
– Производство меди. В 91766. Ее же как-то доставляют на берег. Значит, есть суда или баржи. Можно…
– Все это уже было, – перебил Аши.
Скол посмотрел, думая, что он шутит, смеется над ним, как тот сероглазый без бороды.
– Все, что ты говоришь, о чем думаешь – «драться с Уни», – говорено-переговорено. Пытались раз десять. – Он снова поднес к его губам кофе. – Выпей еще.
Скол отстранил чашку, потряс головой.
– Неправда.
– Правда, брат. Давай, выпей…
– Неправда!
– Правда, – подала голос женщина на другом конце комнаты. – Правда.
Джулия. Джулия, кузина генерала.
– Каждые пять-шесть лет группа тебе подобных – иногда всего два-три человека – отправляется взрывать Уникомп. На лодках, субмаринах, на постройку которых уходят годы; на тех самых баржах. Они берут с собой оружие, взрывчатку, противогазы, химические бомбы, приборы. У них есть план, который, конечно же, сработает. И они никогда не возвращаются. Я финансировала две последние экспедиции и теперь содержу семьи их участников, так что я знаю, о чем говорю. Надеюсь, ты достаточно трезв, чтобы понять это и избавить себя от бесполезных мук. Принять и приспособиться – единственное, что можно сделать. Будь благодарен за то, что имеешь: красавица жена, ребенок и немного свободы, которой в будущем, мы надеемся, станет больше. Добавлю, пожалуй, что ни при каких обстоятельствах впредь не стану финансировать подобные предприятия. Я не так богата, как некоторым кажется.
Горбоносая Джулия смотрела на него своими маленькими черными глазами.
– Они никогда не возвращаются, – продолжил Аши. – Может быть, добираются до берега, может, до 001. Может быть, даже проникают в купол. Но не более, потому что они пропадают, все до единого. А Уни исправно работает.
Скол снова взглянул на Джулию.
– Мужчины и женщины, точно такие же, как ты. Сколько я себя помню, – добавила она.
Он посмотрел на Лилию. Она с состраданием сжала ему руку.
Аши протянул чашку. Скол отстранил его руку и покачал головой.
– Не надо кофе.
Он сидел без движения. На лбу внезапно выступила испарина, он наклонился, и его стало рвать.
Скол лежал в постели рядом со спящей Лилией. За занавеской на другой половине храпел Хассан. Во рту было кисло, и он вспомнил, как его тошнило. Иисус и Уэй! Да еще на ковер – первый за полгода!
В памяти всплыли слова той женщины, Джулии, и Карла, то есть Аши.
Скол еще полежал, потом встал и на цыпочках прошел за занавеску мимо спящих Ньюманов. Попил воды и, не желая тащиться в другой конец коридора, тихо помочился в раковину и тщательно смыл.
Лег на спину рядом с Лилией и натянул одеяло. Снова стало нехорошо, голова гудела. Он закрыл глаза, подышал какое-то время медленно и неглубоко, и дурнота прошла.
Не открывая глаз, размышлял.
