В прошлом году Карл возглавлял многие заседания и встречи государственных мужей и относился к своей роли необычайно серьезно. И это не прошло для него бесследно, а, напротив, оказало на него значительное влияние. Подпись Карла уже появилась на нескольких важных указах, сочиненных его отцом, – почерк у него твердый, красивый и разборчивый, спасибо bonne mère, и свою размашистую подпись он ставит уверенной рукой.
И все же многое в приемном сыне беспокоит Иоланду, многое идет вразрез с его новообретенным статусом. Карл часто наведывается со свитой в Анжер и Сомюр, и герцогиня внимательно за ним наблюдает, подмечая, как он ведет себя в тех или иных ситуациях, в особенности как реагирует на неизбежную лесть, с помощью которой его приближенные надеются улучшить свое положение при дворе. В основном он просто улыбается, и по его глазам Иоланда видит, что он не верит ни единому слову. Видимо, нет ничего удивительного в том, что он стал циником – и при этом остается реалистом. Иоланда часто замечала, каким обаятельным он может быть с людьми, хотя про себя над ними смеется. Он беседовал об этом с ней и с кузенами, прямо говоря, что не упустит случая польстить любому человеку ради достижения собственных целей.
Когда Иоланда укоряет Карла, тот добродушно смеется:
– Bonne mère, вы же знаете, что все так и есть. Из тех, с кем я знаком, большинство пытается так или иначе меня использовать. Очень мало людей, которые подобны вам и вашей семье и заслуживают такого же обращения.
Иоланда ничего на это не отвечает, но ее уже какое-то время тревожит, что Карл в целом лишен представлений о морали. Теперь, став дофином, он наловчился держать своих придворных под контролем, оказывая им благосклонность – на то, чтобы купить их верность, ему не хватает средств, – и эта новая черта пугает Иоланду. Карл легко раздает приближенным должности, ему ничего не стоит это делать, и при этом любой из них только и мечтает, что о высоком месте при дворе. Возможно, это обычная хитрость, но Иоланде его манипуляции не дают покоя. Какой из него выйдет король?
Когда Карл был еще ребенком и только приехал в Анжер, он часто развлекал семейство историями о том, что происходило при дворе у его отца. Карл часто видел, как его дядья и кузены придумывают важные должности и раздают их тем, кто меньше всего для них подходит. Когда он спросил какого-то дядю, зачем они это делают, тот ответил: «Эти люди могут нам пригодиться, а когда мы достигнем цели, их всегда можно будет сместить или полностью себе подчинить». Он рассказывал это со смехом, и Иоланда надеялась, что сам он никогда не станет так поступать. Но ее надежды не оправдались.
Как-то раз в Анжере она услышала, как Карл дразнит Жана Дюнуа:
– Эй, кузен, хоть вы и сын Людовика Орлеанского, вы его незаконный ребенок и ничего не унаследуете – то есть, по сути, вы никто! Но если вы сделаете как я говорю, то, возможно, однажды я награжу вас титулом и обширными владениями! Что скажете?
Она никогда не забудет, как Жан Дюнуа загадочно улыбнулся, точь-в-точь как его отец, и ответил со всей прямотой:
– Дорогой мой высокородный кузен, как хорошо, что вы рассматриваете возможность так меня возвысить, когда, как вы верно заметили, по сути я никто.
Хотя Карл до сих пор не сделал своего кузена «кем-то», его воинские таланты не остались без внимания. Дофин назначил Жана Дюнуа своим конюшим, и теперь тот должен сопровождать Карла в его поездках – тот путешествует по стране, чтобы удостовериться, что люди ему верны. Но Жан все равно время от времени заезжает проведать королеву Сицилии. Во время одного из таких визитов Иоланда, глядя на него, понимает: что-то стряслось. Они поднимаются по широким ступеням на второй этаж, и Иоланда велит принести пирог и подогретое вино.
– Присядь, мой юный друг, и поделись со мной новостями, – говорит она.
Жан смотрит на свои руки, потом поднимает взгляд на нее.
– Мадам, как вы наказывали, я приехал доложить вам о происшествии, о котором, как я думаю, вам стоит знать, поскольку оно может отразиться на дофине.
– Расскажи мне все, – вздыхает Иоланда. Видимо, случилось что-то серьезное, если он специально к ней приехал. Но она и представить себе не может, что за ужасную историю поведает ей Жан, с трудом подбирая слова.
– Дофин попросил моей помощи и поставил меня командовать его войском – он набрал туда полторы сотни солдат из Берри. Мы объезжали замки Луары; дофин так и рисовался и повсюду кричал о том, что поддерживает арманьяков, – словом, вел себя как бургиньоны, только наоборот. Мы прибыли в Азе-лё-Ридо – небольшой замок, обнесенный рвом, между Туром и Шиноном… – он умолкает.
– Да, я хорошо знаю эти места, – кивает Иоланда.
Жан вздыхает.
– Дофин, как обычно, отправил туда посланника с просьбой, чтобы его впустили и разделили с ним трапезу. Именно так он склоняет людей на свою сторону, и он уже неоднократно с успехом это проделывал. Но, когда посланник вернулся с ответом, Карл прочитал его и побледнел. Я был рядом с ним, мадам, и он молча протянул мне записку. Там на вульгарной латыни высмеивались его притязания на пост дофина и, помимо прочего, было сказано: «Одному богу известно, кто ваш отец, учитывая распущенность вашей матери».
Иоланда закусывает губу. Жан Дюнуа, который отлично знает о своем происхождении, сидит, опустив глаза, и тихо говорит:
– Можете себе представить, мадам, какой эффект эта записка произвела на дофина.
Иоланда гладит его по руке и ничего не отвечает.
– Поверьте, я умолял его уехать с миром. Но он весь покраснел от злости. На глазах у своих людей он приказал мне, – тут он замолкает, делает глубокий вдох и продолжает: – взять замок штурмом. У меня не было выбора. Я его командир и не мог отказаться.
Несмотря на юные годы, Жан Дюнуа уже успел прославиться как талантливый стратег и отличный солдат. Пусть даже все его существо противилось этому решению – Иоланда знает, что он не мог ослушаться дофина.
– Вы видели Азе-лё-Ридо, мадам, и знаете, что это скорее любовное гнездышко, чем крепость. Замок был плохо защищен, в нем никто не ожидал атаки. Хотя у нас и не было численного преимущества, мы с легкостью его захватили. – Он снова замолкает, сидит, потупив глаза, и продолжает запинающимся голосом: – Вне себя от ярости после нанесенного ему оскорбления дофин приказал мне, своему командиру… – он сглатывает, – повесить и обезглавить каждого солдата в гарнизоне – всего две сотни человек. – Последние слова он произносит почти шепотом.
Иоланда словно онемела. Она заставляет себя вспомнить, что Карлу пятнадцать лет, а Жану Дюнуа шестнадцать – оба уже мужчины, а не дети, которых она когда-то растила. Но как Карл мог превратиться в человека, способного отдать такой жестокий и бессмысленный приказ? Тем более теперь, когда он пытается завоевать себе союзников?
Наконец она снова обретает дар речи и тихо говорит, взяв Жана Дюнуа за руку:
– Не надо, Жан, не думай больше об этом. Ты выполнял приказ своего командира, как и положено. Он не чудовище, но есть вещи, которых он не выносит. Можете быть уверены: ни в одном гарнизоне его больше не назовут бастардом. – К концу фразы она тоже переходит на шепот.
