В то же время протеже королевы Сицилии, Артур де Ришмон, несмотря на свое знаменитое мужество и талант вести за собой людей – его солдаты пошли бы за ним в ад, если бы он приказал, – до сих пор не показал себя хорошим стратегом. Когда он проигрывает главное сражение с англичанами, которые сильно превосходят в численности французов, ему можно посочувствовать. Но когда он снова проигрывает англичанам, на сей раз уже с численным перевесом на стороне Франции, вместе с победой он теряет и доверие короля едва ли не до такой степени, что обвинения в измене, которые некогда выдвигал против него бывший королевский фаворит Жорж де ла Тремойль, приобретают некоторый вес.
Де ла Тремойль, которому король дал еще один шанс и отправил с важным посольством в Голландию, свою задачу также с треском провалил. По дороге домой его захватил в плен один известный разбойник, и к тому времени, когда де ла Тремойль выплатил за себя огромный выкуп и как-то ухитрился вернуться ко двору, он обнаружил, что его место уже занято де Жиаком.
Благодаря высокому посту де Жиак смог окружить короля своими людьми, многие из которых были из круга Луве и в свое время были отстранены от дел вместе с ним. К ужасу Иоланды, эти корыстолюбивые вельможи прочно закрепились при дворе, и им даже удалось оградить Карла от всех остальных людей. Из-за нового окружения король вернулся к своим прежним привычкам – оргиям с распутными женщинами, выпивке и чревоугодию, и так продолжалось изо дня в день.
Вновь вернувшись ко двору из Анжу, Иоланда узнает обо всем этом от доведенной до отчаяния Марии. Та упорно отказывается вдаваться в детали, и королева Сицилии вынуждена начать собственное расследование. Итоги его печальны и позорны. Нет такого разврата, которым гнушаются в королевском окружении: сюда приводят даже мальчиков, которые танцуют обнаженными и развлекают тех придворных, которые предпочитают их юным девочкам. Снова происходит все то, о чем ей рассказывал Жан Дюнуа, и даже кое-что похуже.
Мария пригласила мать пообедать в свои покои во дворце, но Иоланде сначала нужно было поговорить с Карлом, ведь она знает, что за обедом его не увидит. Она идет в его личные комнаты, на звук смеха и музыки. К ее удивлению, на входе нет ни лакеев, ни стражников. Иоланда входит и собирается было спуститься по небольшой лестнице, ведущей от входа к гостиной, но останавливается, чтобы посмотреть, что там происходит.
В центре комнаты стоят спиной ко входу десять молодых людей и исполняют медленный танец на глазах придворных и нескольких женщин, совсем не похожих на благородных дам. Иоланда узнает некоторых мужчин, в том числе де Жиака: в руке у него длинный кнут, которым он хлещет мальчиков и девочек лет эдак двенадцати-четырнадцати, абсолютно голых, в непристойных позах имитирующих половой акт – хотя нет, это вовсе не имитация. Тут до Иоланды доносится странный шум, и она видит, как в центр комнаты пускают двух коз; слышится похотливый смех зрителей. Она прикрывает рот ладонью, разворачивается и бежит прочь, пока никто ее не заметил.
– Матушка, – зовет ее Мария, когда слышит, что ее мать пришла. – Что с вами? Вы так бледны! Вам нездоровится, дорогая матушка? Идите, присядьте здесь. – Она берет мать за руку, холодную как лед, и отводит на диван, а затем просит слуг принести стакан воды.
Когда Иоланде удается перевести дух, она говорит:
– Да, милая, мне нехорошо. Принеси мне еще воды, я посижу тут, а потом присоединюсь к гостям.
Она не знает, что и думать, не понимает, что делать. Она никому не может рассказать об увиденном, но король больше не может оставаться в таком обществе!
К тому времени, как гости Марии расходятся, Иоланде удается прийти в себя. Она берет Марию за руку.
– Дорогая моя, расскажи мне, что здесь происходит. Давай, дитя мое, ты же знаешь, что я все сохраню в тайне. Но я вижу, что ты несчастна, и хочу тебе помочь, а для этого я должна знать все.
Мария несколько раз медленно, с трудом сглатывает, а затем произносит:
– Вы правы, матушка, я несчастна, глубоко несчастна. Карла окружают такие странные люди, придворные, которых он, как я думала, изгнал. Они уводят его неизвестно куда. Часто он не приходит ночевать, а когда приходит, то выглядит ужасно, как-то ошалело – он сам на себя не похож, как будто его опоили. Они все вернулись, матушка, – все, кто раньше плохо на него влиял, и даже некоторые отвратительные женщины.
Иоланда видит, что Мария в отчаянии и готова разрыдаться, но ждет, что она еще скажет.
– Милая матушка, в такие моменты ничто и никто не может его расшевелить, – она плачет у Иоланды на плече. – Я тут бессильна. Вы можете мне помочь, пожалуйста? Вы единственная, кого он послушает.
«Этот мальчик, которого я вырастила, катится по наклонной», – сокрушенно думает Иоланда.
– Оставайся в своих покоях, милая, – советует она. – Я должна все обдумать, приложить к этому весь свой ум и энергию. Встретимся утром, и к тому времени я придумаю, что делать. Положись на меня, любимая.
С этими словами она целует Марию, гладит ее по голове и обнимает.
После ночи, полной раздумий, Иоланда уже знает, что она предпримет, чтобы избавить королевский двор от его прогнившей сердцевины. Она посылает за Рене, Жаном Дюнуа и Пьером де Брезе, ее тремя юными рыцарями, чтобы те приехали в ее дворец в Бурже. Она хочет, чтобы все трое узнали о ее плане, который наконец покончит с развратом, утягивающим в пучину беспамятства их короля – и Францию вместе с ним.
– Мария, моя дорогая, хотя мы встретились в твоих покоях, сейчас я должна попросить нас тебя оставить – не хочу, чтобы ты стала участницей заговора.
И Мария безропотно уходит. «Как хорошо она меня знает», – думает Иоланда. «Никогда не спрашивай, никогда не объясняй», – таков был девиз Иоланды еще тогда, когда был жив ее любимый муж, и Мария следует этому правилу, когда мать встает на стражу ее интересов.
Когда дочь уходит, королева Сицилии обращается к трем молодым людям, которые сидят перед ней:
– Пожалуйста, послушайте меня внимательно. Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я приняла это решение поспешно, как следует его не обдумав. Все вы знаете, что любовь к стране и королю стоит для меня на первом месте – этому меня научил покойный супруг. Это я старалась привить и своим детям – и тебе тоже, Жан. Пьер, ты был рядом с моей семьей достаточно долго, чтобы это понять. Все согласны?
Иоланда смотрит каждому в глаза и видит, что никто не избегает ее пристального взгляда – как если бы все они сказали уверенным тоном «Да». Они знают, что произносить это вслух нет нужды. Королева Сицилии сказала правду, и они согласились.
– За те четыре года, что я провела в Провансе, я слышала много историй о том, что король и его приближенные делают за закрытыми дверями. Об этом рассказывали мои осведомители, а порой и кое-кто из вас троих. Истории эти становились все хуже и очень меня беспокоили, ведь я была так далеко и не могла ничем помочь. Когда я вернулась и стала бывать при дворе, король производил на меня впечатление нормального человека, временами мне казалось, что он чересчур бездумен, но в целом Карл был самим собой. Но стоило мне уехать, до меня снова донеслись слухи, что он попал под влияние порочных особ и неудержимо катится по наклонной. Я провела расследование и узнала о некоторых вопиющих преступлениях, совершенных приближенными короля. Они были изгнаны, но снова расположили короля к себе и стали его развращать. А вчера я случайно увидела собственными глазами, в какой компании Карл проводит время, и стала свидетельницей кое-каких занятий его приближенных. Я собрала вас троих, чтобы вы помогли мне решить эту серьезную проблему. Никто не знает его лучше, чем вы, никого так сильно не волнует его будущее, как вас. Если станет известно о том, что происходит при дворе, я боюсь, что ни Бретань, ни Бургундия не подпишут соглашение, над которым мы так старательно работали. До сих пор, чтобы устранять людей, не желающих королевству добра, я шла по исхоженной тропе: предлагала им почести и привилегии, шла на подкуп. Но затем – не сразу, после долгих и мучительных раздумий, – я пришла к выводу, что настало время для более решительных действий.
