– Но что?
– О, я не могу рассказать это никому. Ни Родни, ни Элисон, потому что она влюблена в Родни и непременно расскажет ему… Дело в отце Родни, мистере Милнере. Он преследует меня. Он всегда имел на меня виды, даже когда я была совсем маленькой. Теперь все только хуже. А мне он противен.
– Мистер Милнер?
– Он в детстве поднимал меня в воздух и крутил вокруг себя и…
Дилан накрыл ее руку своей ладонью. Люси не убрала ее.
– Я должна уехать отсюда.
– Каким образом ты это сделаешь?
– Еще не знаю. Но я должна это сделать. Дедушка такой скаредный, словно скупец в пьесе, трясется над самой маленькой суммой. Даже ничтожный счет рассматривает словно под лупой. А я трачу часы, занимаясь бесполезными вещами… помогаю в танцевальном зале, играю в вист с миссис Харт, разукрашиваю кружки для пожертвований во время церковной службы. Я сойду с ума, если не сбегу отсюда. Хочу быть независимой и сама зарабатывать себе на жизнь. Хочу выучиться и стать актрисой!
Глава 15
Итак, алиби Люси обеспечивала Элисон, а алиби Элисон – Люси. Теперь требование выкупа становилось все более и более похожим на нечто приготовленное по рецепту низкопробных детективов. Все, что им надо было для этого – лист бумаги, баночка клея, ножницы и глянцевые журналы. Возможно, Люси и Элисон сначала сделали полдюжины оклеенных разноцветными картинками баночек, а потом решили оживить свое существование легкой дозой криминала.
Медленным шагом я направилась обратно на Сент-Клемент-роуд, имея больше вопросов, чем ответов. Правильно ли я поступаю, ни о чем никому не рассказывая и позволяя миссис Харт хранить спокойствие, думая, что ее дочь провела эту ночь в доме Уолфендейлов?
То, что Люси и Элисон не расставались после спектакля, вселяло в меня уверенность в том, что затем они также были где-то вместе. Возможно, я недооценила их, и записка, доставленная капитану, являлась глупой шуткой завистливого «друга», не столь смелого, как две начинающие драматические актрисы. Неужели они побывали где-нибудь вместе, тайно проведя там восхитительную ночь?
Но, в конце концов, они были уже совершеннолетними. Если бы я в возрасте двадцати одного года жила бы вместе с капитаном Уолфендейлом или с миссис Харт, то мне тоже захотелось бы куда-нибудь исчезнуть.
Но куда же они исчезли?
В детстве мне приходилось бывать «свинкой в серединке»
[44] – но теперь я даже не могла увидеть мяч, оценить его размер и заметить, кто его бросил.
Как бы я поступила на месте капитана Уолфендейла? Представить это оказалось не трудно. Если бы мне было семьдесят лет и я была бы отставным военным, я бы просто обратилась в полицию. Тогда бы всплыло имя миссис Харт. Констебль проделал бы путь по дорожке в саду между кустами алых и белых роз. Служанка миссис Харт проводила бы его в церковный зал, где на него уставились бы сотни изумленных глаз. Нескольким другим социально ответственным леди пришлось бы занять место миссис Харт и взять на себя заботу о паре дюжин разукрашенных ведерок для отходов, нескольких фунтах ирисок и зефира, небольшой горке выпечки и полутора милях вязаных накидок для столов. Репутация Элисон будет растоптана и заброшена под крытый гофрированной бумагой стол.
Нет уж, пусть такая идея приходит в чью-нибудь другую голову, но только не в мою.
Капитан Уолфендейл высматривал меня через окно. Не успела я сделать и шага по ступеням парадного входа, как он уже открыл входную дверь. Взгляд его не отрывался от моего лица. Я отрицательно покачала головой. Когда он отступил в сторону, пропуская меня внутрь, из его груди вырвался глубокий вздох.
Капитан постоял в дверном проеме, глядя по сторонам.
– Я все ждал, когда она появится на дороге, прислушивался к ее шагам. Если она торопится, то шагает очень быстро.
Дверь в его квартиру со скрипом закрылась. Раньше я не обращала внимания на то, что дверные петли нуждались в смазке.
В гостиной было жарко. Даже лежавшая на полу тигровая шкура казалась подавленной, холодный блеск глаз тигровой морды вроде бы выражал сочувствие. Я бы не удивилась, если бы висевшие на стене слоновьи бивни склонились бы до полу в знак сочувствия.
Капитан не уклонился от высказывания очевидного.
– Значит, Люси не была у Элисон?
– Мисс Харт считает, что Элисон здесь, у Люси.
– Вы не…
– Нет.
Он нахмурился:
– Миссис Харт не удивил ваш визит?
– Она не ожидала, что мне все известно. Я просто вернула ей взятую у Элисон пьесу, вот и все.
И я, и он остались стоять. Теперь все дело было за ним. Я начала искать предлог, чтобы побыстрее откланяться. Мне больше ничего не оставалось делать. Капитан стоял между мной и дверью квартиры, напоминая своей неподвижностью оловянного солдатика. Дыхание его стало вдруг прерывистым. Он положил руку на область сердца.
– Могу я просить вас… будьте добры… каплю виски…
– Да, конечно.
Я подошла к буфету. Вырезанный из дерева зулус бесстрастно наблюдал, как я открыла графин и налила щедрую дозу янтарного напитка в бокал граненого хрусталя.
– Содовой?
– Не надо.
Я поставила бокал на резной столик рядом с его креслом, так что капитан машинально в него опустился.
– Вы были там довольно долго, – произнес он, потягивая виски.
– Миссис Харт не согласилась бы с вами. Этой женщине нравится быть в обществе кого-нибудь.
Я устроилась на подлокотнике кресла напротив него.
– Миссис Харт была бы чрезвычайно взволнована, если бы узнала, что девушки куда-то пропали.
– Капитан, я уверена, что вы вполне можете положиться на сдержанность полиции, если сочтете это лучшим образом действий.
Я не стала говорить, что полицейские вряд ли с энтузиазмом станут разыскивать двух пропавших девушек, когда им надо расследовать убийство.
– Но вы же видели, что написано в послании.
– Да.
Оставайся индифферентной, сказала я себе. Послание это было написано кем-то, начитавшимся романов ужасов либо сенсационных сообщений с противоположной стороны Атлантики. Но и не принимать во внимание такое предупреждение было бы глупостью.
– Хотел бы я считать, что это всего лишь шутка. – Капитан допил свое виски. – И в то же время не хочу считать это шуткой, если ее проделала сама Люси.
Пальцы его руки начали дрожать.
– Я подумал… Когда я увидел сегодня утром бобби
[45]… Мне подумалось… Я боялся самого страшного… Неотесанная деревенщина, едва не довел меня до удара… Я выступаю как опекун моей внучки – но, похоже, опекал ее недостаточно хорошо.
