В сущности ведь – привычное дело. Попробуем делать его хорошо.
Красный кокаин
Пудель: модель для сборки (и разборки) (2014)
Я тут понял, что с помощью пуделя можно немножко расширить сознание.
Вообще пудель у нас в семье уже полтора года. Пудель малый, кобель, рост мне примерно по колено, вес семь кило, состоит из шерсти, ушей и веселья. Но насчет сознания я раньше как-то не догонял, и только недавно – по ходу путешествия из Москвы в Петербург и обратно, – вдруг дошло.
Тут, как всегда, надо определиться с терминами. Что за зверь такой – расширение сознания? Обычно подразумевается открытие небольшого личного портала из постылой реальности в иные, горние миры, где сияют новые небанальные истины. Ну да, частенько вроде «во всей вселенной пахнет нефтью», «банан большой, а кожура еще больше» или «…значит, мы с тобой – уважаемые люди». Но мало ли. Достигается эффект, как правило, с помощью алкоголя, психоактивных веществ, не уважаемых Роспотребнадзором и ФСКН, либо сакральных эзотерических практик.
Алкоголь я, перевернув с возрастом формулу Жванецкого, пью в любых количествах, но в малых дозах: расшириться от этого может только печень. Сильных психоактивных веществ сторонюсь, потому что боюсь побочного эффекта в виде сокращения бытия, слабых – потому что от них мне неудержимо хочется спать, и ничего больше. Сакральные практики мне нравятся, но в основном в кино; в жизни все наблюдаемые мной опыты обычно давали какой-то неправильный эффект – так, любое «стирание личной истории» по Кастанеде почему-то приводило лишь к результату, про который моя первая классная руководительница Елизавета Ивановна говорила, грозно поигрывая боевой указкой: «И где ты тут чего стёр, Петров?! Ты тут на всю тетрадку грязюку развёз!!!».
В общем, на масштабное просветление рассчитывать не приходится. А приходится – довольствоваться малым, засчитывая за расширение сознания всякий выход из плоскости обыденных собственных представлений. И вот для такого, малого, расширения малый пудель подходит идеально.
Хотя, кстати, что-то психоактивное в пуделе есть. Зовут его Кокос. И пускай на популярный тропический орех он – в силу спутанной мохнатости и насыщенно-рыжего окраса, – тоже похож, в виду имеется ровно то, о чем вы подумали, испорченный вы человек. Когда мы с женой пришли к заводчице за щенком, оказалось, что в родословной его после многочисленных пышных имен-титулов, унаследованных от коронованных предков, вписано и имя собственное: Purple Cocaine.
– Но… почему? – изумились мы.
– Ну как же?! – изумилась заводчица. – Разве вы не видите… какой он рыжий? Кр-расный?!. Прямо как… кокаин!
Мы умолкли, тщетно пытаясь вообразить обстоятельства знакомства заводчицы с наркокультурой, приведшие ее к такому нестандартному убеждению. Пес стал Кокосом. Но в его собачьем паспорте написано прямо и честно: пудель малый кобель Красный Кокаин. Так, вероятно, мог бы называться какой-нибудь питерский завод, если бы в октябре 17-го в России победила не социалистическая, а психоделическая революция.
С этим вот паспортом и самоё Красным Кокаином мы и поехали за справкой для РЖД. Мы всей семьей собрались в Питер. Включая малого красного. Но пуделю в поезд нельзя без справки. Выдает ее одна-единственная ветклиника на каждый московский округ, куда и надлежит прибыть не более чем за три дня до поездки с питомцем на руках. У меня сразу возникло легкое, но настойчивое de'jà vu. Видите ли, я не гражданин России. Я вообще не гражданин ничего, лицо без гражданства, постоянный житель республики Латвия. И когда я хотел юридически оформить свое пребывание в России, оказалось, что документы для вида на жительство принимает одно-единственное отделение ФМС на каждый округ Москвы. И очереди там…
В ветклинике очереди не было. Совсем.
– Паспорт, – сказала женщина-врач.
– Мой? – готовно предположил я. Паспорт у меня тоже интересный. Там, конечно, не написано, что я наркотик (мне такого, кажется, даже девушки не говорили), зато написано, что я Чужой – alien. Как в голливудском фантастическом ужастике. Тоже есть чем похвастать.
– Зачем мне ваш? – лениво сказала женщина-врач. Перевидала она всяких кобелей. – Его… О! – бровь ее изогнулась. – Красный Кокаин?..
Я развел руками. Красный Кокаин психоактивно скакал по кабинету, пыхтел и подвизгивал.
– Ну вот, – женщина-врач, не обращая на него внимания, проставляла галочки в графах. – Средство передвижения? Самолет? Автомобиль?
– Поезд. «Сапсан».
– «Сапсаном» нельзя. Запретили же, с августа месяца.
– Кому запретили? Собачкам?..
– Почему собачкам. Всем. Хорькам там. Хомякам. Игуанам…
– А людям? – мрачно уточнил я. Ощущение дежавю усиливалось.
– Про людей, – женщина-врач шлепнула штемпель, – нам ничего не доводили, – протянула мне справку. – Ну вот. Можете ехать. В Петербурге возьмете новую.
– Какую… новую? – дежавю нарастало.
– Ну как какую? Вы же больше чем на три дня едете? – я кивнул. – Ну вот. А справку надо – не более чем за три дня до поездки. Да не расстраивайтесь вы. Там с этим проще. Свободнее. Прям как в Европе. В любом буквально отделении…
Когда я наконец сумел сдать свои документы в ФМС, всё сорвалось из-за того, что закончился срок действия медицинской справки. Которая удостоверяет, что я не болен ВИЧ, гепатитом, туберкулезом и не страдаю наркозависимостью. Получить справку тоже можно только в одном-единственном государственном диспансере… Дежавю достигло максимального накала, взорвалось и превратилось в озарение, инсайт. Мое сознание расширилось. Пудель Кокос тявкнул и радостно лизнул меня в руку.
С этого момента меня уже ничего не удивляло. Например, что с собакой можно ехать только в купе – но только эконом-класса. А в купе повышенной комфортности нельзя. Ну а что, думал я. Порядок же должен быть. Или вот что собаку нельзя переместить с перрона в вагон без клетки-переноски жесткой с суммой длины сторон не более 180 сантиметров (за этим строго следят проводницы), – но в вагоне можно немедленно и насовсем ее из этой клетки-переноски выпустить, и это проводниц совершенно не смущает, даже радует (пудель – он ведь обаятельный, сволочь). Ну а что, кивал я, всё верно. Суровость законов компенсируется их неисполнением.
Больше того. Я понял, что практически любая коллизия русской жизни становится понятней и проще, если рассматривать ее в расширенном сознании – сквозь призму, так сказать, пуделя.
Например, теория малых дел, живо дискутируемая интеллигенцией последние лет сто пятьдесят. Можно ли изменить уклад русской жизни постепенно, улучшить его малыми частными делами, короткими шажками, тактическими сдвигами к лучшему? – раз уж попытки глобального изменения разом приносят только кровопролитие, разорение, разруху в клозетах и ваучерную приватизацию? Мы с пуделем поверяем теорию малых дел практикой ежедневно, иногда раза по три. То есть для него-то это дела как раз большие, но для меня, лезущего за результатом с голубым биоразлагаемым пакетиком из магазина «Бетховен», все-таки малые. Реализуя европейский подход на русском газоне, я через раз вляпываюсь в мины, оставленные более мудрыми хозяевами питомцев, знающими, что плетью обуха не перешибешь. Но упорно продолжаю. Вот, собственно, и ответ: нет, изменить ничего не получится. А продолжать всё равно надо. Потому что ради результата у нас делаются только плохие дела. А хорошие – только ради самоуважения.
