– Может, это своего рода болезнь.
– И вы – говорю я, – не страдаете от последствий своего выбора – хотя бы в том смысле, что он предполагает огромную степень публичности, всегда на виду и в окружении посторонних людей?
– Страдаю, – соглашается Кремер легко. – Но я страдаю меньше, чем те, кто этой публичности жаждет. Я ее не жажду, я от нее по возможности ухожу, я не тусовщик по натуре, я не ищу выгоды и влияния… Уже не говоря о том, что я не пью, и потому у меня не очень получается налаживать отношения с сильными мира сего, с теми, кто мог бы мне помочь финансово: поддерживать «Кремерату», скажем. У меня нет тех манер или того таланта, которые нужны, чтобы заводить влиятельных друзей. Вот Слава Ростропович был великим гроссмейстером этого дела. Я говорю это не с осуждением – с восхищением. А я не умею. Ищу помощи – но какими-то скромными самодеятельными методами. Знаете, даже такой дистиллированно чистый человек искусства, как Святослав Теофилович Рихтер, понимал, что дела всегда делаются за столом. А у меня сплошь и рядом просто нет сил остановиться, сесть за этот стол, оторвать от себя те крохи личного времени, которые мне нужны, чтобы подготовиться к программе или пообщаться с Гиедре. А ведь даже люди, которые искренне хотят помочь, меценаты, – им нужно взамен к тебе как-то приобщиться, им нужен личный контакт… Я их не обвиняю за это, они в своем праве! Но вот меня на это не хватает.
– А у вас, – спрашиваю я, – есть внутренний список того, что вы еще не сделали, но очень хотели бы сделать? Каких-то событий или поступков, без которых вам не хотелось бы представлять свою жизнь как целое… но их пока не случилось?
Великий скрипач Кремер откидывается на сиденье и качает головой.
– Списка нет, – говорит он. – То есть иногда я думаю, конечно: надо вот это успеть, и это, и еще это… Но – списка нет. Сделано очень много. И не потому, что делалось по списку, а потому, что делалось из последних сил. Или от восторга. Или от крайней необходимости. Я недавно обнаружил на одном ресурсе в Сети – есть такой сайт, rakastava.com, – свою дискографию. Она даже не полная, там нет последних дисков… Но там такое количество моих записей, что сам я смотрел и не мог представить: как же я всё это успел! А что еще надо успеть? Посадить дерево? Я посадил дерево, нас как-то с «Кремератой» попросили… Дочки у меня замечательные, даром что обделенные моим вниманием. Я столько всего успел… Это не значит, что я не хочу успеть еще что-то. Но программы у меня никакой нет. Мне не нужен второй оркестр, как многим моим коллегам, – у меня нет таких амбиций. Мне не нужны звания, как многим моим коллегам, – у меня и таких амбиций нет. Мне не нужно стремиться к тому, чтобы мой следующий диск продавался лучше моего предыдущего, – я думаю, что это всё суета… Если есть какая-то цель… – он вдруг улыбается, – то эта цель – выспаться. Найти такое место, где можно немного расслабиться. И научиться это делать – расслабляться.
– В общем, – уточняю я, отметив про себя, что из классической, затертой триады – посадить дерево, вырастить ребенка и построить дом – у маэстро Гидона Кремера дом как-то выпал, – нет ничего такого, несделанного, что снилось бы вам по ночам?
– Нет, – говорит он уверенно. – Ничего мне такого не снится. Вот разве что покой. Но и он мне тоже не снится. Потому что я вообще плохо сплю.
* * *
Когда я уже улетел из Австрии в Москву, мне рассказали короткую историю. Израильская филармония объявила программу на следующий, 2011 год. В этой программе есть и Гидон Кремер: 18 мая он играет Бетховена. И одна русскоязычная юзерша вывесила эту программу в своем ЖЖ с комментариями.
После имени «Гидон Кремер» там написано: «Скрипач. Обалдеть, я не знала, что еще жив».
Я подумал, что это довольно логично. Все-таки, как ни крути, в нашем мире надежнее и проще занимать стационарную позицию. Обрастать контекстом, заводить влиятельных друзей, делать дела за столом. Тогда никто не удивится, что ты, надо же, еще жив. Даже если ты будешь делать вдесятеро меньше, чем Гидон Кремер, скрипач.
Но скрипач Кремер выбрал куда более сложную и жертвенную стратегию, зато – позволяющую иногда добиваться почти невозможного. Стратегию непрестанного движения.
Есть, знаете, такая хитрая ящерица, которая умеет бегать по воде. У нее специальные перепончатые лапки, и ее секрет в том, чтобы бежать очень-очень быстро. Если она остановится, то утонет. Но она никогда не останавливается.
По науке эта ящерица называется шлемоносный василиск, а еще – иисус.
…А Гидону Кремеру, который тогда как раз двигался примерно из Милана в Люцерн, тоже рассказали эту историю. Не про ящерицу, само собой, а про ЖЖ русскоязычной юзерши и про ее удивленную реплику.
И Гидон Кремер включил эту реплику в свое шоу.
Карта Бодрова
Утопия Сергея Бодрова: глобальный советский (2011)
Для Сергея Владимировича Бодрова, русского режиссера и гражданина мира – от аризонской пустыни до Москвы, от Старой Европы до таиландского острова – на ближайшие пару лет основным портом приписки станет Голливуд. У Бодрова там крупнотоннажный проект с прицелом на мировой блокбастер – героическое фэнтези под эгидой Warner Bros. и Legendary, с большими звездами в главных ролях и бюджетом в сто миллионов долларов. Сергей Бодров, таким образом, оказывается одним из двух (второй – Тимур Бекмамбетов) режиссеров-россиян, рекрутированных в коммерческое кино в качестве реального игрока высшей лиги.
Бодров, на минуточку, не только автор «Кавказского пленника» и «Монгола», но и человек, в конце семидесятых сочинявший сценарии для всенародных советских хитов: «Баламут», «Любимая женщина механика Гаврилова»… Бодрову в июне стукнуло шестьдесят три года, хоть он и выглядит гораздо моложе.
Как ему удается то, что не удалось не только ни одному представителю его кинематографического поколения, но и практически никому из представителей нескольких последующих?
* * *
– А это, надо думать, кинозвезда? – интересуюсь я, глядя, как белобрысая девица в мятой майке и мятых джинсах украшает автографом неопознаваемый постер, протянутый ей почтительным джентльменом средних лет. Мы стоим в очереди в банальнейшую на вид кофейню «Intelligentsia», спрятанную на одной из тихих улочек лос-анджелесского района Венис, Венеция то бишь. Впрочем, Бодров еще по дороге предупреждал, что может быть очередь: «Интеллигенция» в чести у обитателей района с богемно-беспутной репутацией.
– А что? – Бодров пожимает плечами. – Может, и звезда. Не исключено. Сюда, например, Дауни-младший регулярно ходит кофе выпить с тех пор, как в Венисе поселился, так что…
В своей кепке-бейсболке, черных очках в пол лица, кроссовках и темно-синем спортивном костюмчике без опознавательных лейблов Бодров тоже совершенно не похож ни на кого из тех, кем является. Ни на русского (даром что спортивный костюм – но это какой-то другой, неправильный спортивный костюм), ни на русского режиссера, ни на русского режиссера, снимающего в Голливуде фильм, где в главных ролях будут Джефф Бриджес и Джулиана Мур, а продюсерская амбиция (за проектом стоят те же люди, что делали «Темного рыцаря» и «Inception») подразумевает ни много ни мало захват территории, в перспективе вакантной после выхода финальной части саги о Гарри Поттере. Потому что «Седьмой сын», вольная экранизация первого из цикла романов британца Джозефа Делани «Ученик ведьмака» («The Spook’s Apprentice»), – это тоже история юноши с магическими способностями, «седьмого сына седьмого сына», проходящего через жернова воспитания и испытаний.
