Дон был вынужден признать, что история Аргайла отлично закручена. В ней присутствовали все необходимые составляющие – разлученные судьбой любовники, жестокий рок, месть потусторонних сил, редкий цветок, расцветший в точности на том месте, где пара была побита камнями, яркая легенда, передававшаяся из поколения в поколение как поучительная притча. Когда наступила развязка, аудитория наградила Аргайла аплодисментами, а тот, успевший поведать эту свою историю не меньше чем в сотне питейных заведений во всех углах земного шара и еще в двух сотнях лекционных залов, наполненных развесившими уши студентами, привстал с места, чтобы отвесить галантный поклон.
– Отличный рассказ, Аргайл, просто отличный, – Дон отсалютовал старому другу стаканом. – Жаль только, что полная брехня. Кто следующий?
После взрыва хохота, разрядившего обстановку, Курт предложил:
– Может, ты, Холли? Как насчет байки о привидениях? Про несчастного бедолагу Бориса?
– Никому не интересно слушать про Бориса. Они знают уже все мои байки.
Холли всегда было неприятно поддразнивание Курта, особенно когда к нему присоединялась мать. Холли впервые призналась в этом Дону на свадьбе Курта, когда они уже хорошо выпили и разговор зашел о загробной жизни и вероятности того, что тени деда и бабушки еще витают где-то в этом мире.
– Да, это точно, – ухмыльнулся Курт. – Но ты так здорово рассказываешь. Что касается Бориса, я думаю, этот шедевр своим возникновением обязан твоей аллергии на кошек. Ты точила зуб на кису с первого дня знакомства – признайся, – он увернулся от кружки, запущенной ему в голову. – Или просто хотела подкинуть маме доказательства в пользу ее теории полой Земли…
Дон бросил острый взгляд в сторону супруги, оценивая ее реакцию, но Мишель продолжала улыбаться, и он подумал, что она уже порядочно захмелела. Или – чудо из чудес – старые раны и вправду затянулись.
Но вдруг стремительно, как выпад атакующей змеи, выражение ее глаз изменилось, и она вперила в Курта чрезвычайно пристальный взор.
– Моя теория полого чего? – произнесла она тем особенным медовым тоном, который ее голос приобретал в моменты гнева; тоном, который звучал за миг до того, как она выпускала когти и разрывала на клочки сотни незадачливых коллег в ходе сотен дебатов.
– Ну полой, этой… ну ты понимаешь, – Курт кашлянул и повертел головой, ища спасения.
– Ох, мой милый, все на свете знают, что никакого маленького народца не существует, – улыбка Мишель была похожа на звериный оскал. Она обнажала слишком много зубов, по-прежнему превосходных, невзирая на ее годы. – Но есть истории и получше. Я рассказывала вам, как доктор Плимптон водил меня в испанский бордель, чтобы познакомить со своей сестрой? Она занимала там высокую должность. Заставляла всех прочих шлюх вкалывать до кровавого пота. По счастливому совпадению, Луис как раз проверял достоверность слухов о сообществе, которое живет в пещерах, не обозначенных на картах. Дон, какая жалость, что ты к тому времени уже забросил спелеоспорт. Там были такие сталактиты! А сталагмиты!
Она залпом опорожнила стакан все с той же ужасной ухмылкой, застывшей на лице.
– Линда? – поспешно обратился Дон к девушке Холли. – Может быть, у тебя есть в запасе какая-нибудь занимательная побасенка для нашей скромной компании?
Линда ответила отрицательно, сославшись на то, что она даже фильмы ужасов не может смотреть, не закрывая глаз в страшных местах. Дон тоже отказался участвовать в развлечении. Разговор застопорился, и Дон подумал, что пора бы им всем разойтись – и его это вполне устроило бы. День выдался чертовски длинным.
Винни взглянула на Курта:
– Расскажи им про ведьму.
– Э-э, это неинтересно, Вин. Можешь мне поверить. Мои байки в подметки не годятся Холлиным, – он перестал смеяться и плотно сомкнул губы. Дон заметил, что он сжимает и разжимает кулак.
– Но это очень страшная история. У меня поджилки тряслись, когда ты рассказывал, – она невинно улыбнулась, накрыв его руку своей маленькой ладошкой, такой бледной на фоне его кожи, и наклонив голову, чтобы поймать его взгляд. Дон подавил смешок, поскольку прекрасно разбирался в проявлениях женской мести, – будь он проклят, если это не попытка отыграться за командирские замашки ее мужа. Дон пообещал себе впредь не перебегать дорогу этой скромной женщине из Гонконга.
Курт сильно покраснел – и это было заметно даже при плохом освещении:
– Пф. Она едва ли тянет на историю про привидения. Мам, уж тебе-то точно есть что рассказать, – в его голосе слышалось отчаяние.
Мишель ответила:
– Я не знаю никаких историй про привидения – только факты.
По ее надменному тону Дон понял, что она под мухой размером с порядочного слона. Во время обеда он трижды незаметно прятал ее бокал с шампанским, но без толку.
– Вот и расскажи что-нибудь этакое, – Курт почти умолял – насколько он вообще был на это способен. – Наверняка про дикарей с их культом предков ты знаешь немало интересного. Что-нибудь о секс-магии и человеческих жертвоприношениях.
– В наши дни их уже не называют дикарями – теперь они коренные народы. В любом случае, все, что приходит мне на ум, ужасно скучно. Твоя история точно интересней. Не помню, чтобы я слышала о ней прежде.
– Боже правый, юноша, ты никак ноешь? Прекрати немедленно, – ухмыльнулся Аргайл.
– Давай, братец, колись, – Холли подняла бровь, придав лицу слегка демоническое выражение. По крайней мере она не закатила при этом белки глаз, как частенько делала в школе, чтобы произвести впечатление или, при случае, напугать одноклассников.
Просьбы и подначки продолжались до тех пор, пока Курт не сдался и не пожал плечами:
– Господи Иисусе, вы же не отстанете. Ладно, но тогда мне нужна еще порция грога.
2
Курт уставился на свой стакан. Порыв ветра обрушился на дом, и Курт вздрогнул, желваки на его сжатых челюстях заходили ходуном. Наконец, даже не подняв глаз на замершую в ожидании аудиторию, он заговорил. Его голос звучал глухо, слова он выговаривал со старательностью основательно подвыпившего человека:
– Окей. Дядя Аргайл, Линда, вам придется терпеливо выслушать кое-какие подробности. Я учился в выпускном классе, когда увидел ведьму. Во всяком случае, так мы ее называли. «Ведьма» не совсем подходящее слово, вернее, совсем не подходящее, но вы скоро поймете, что я имею в виду. Тем летом мама с папой, как обычно, перебрались сюда, а я остался в Сан-Франциско.
Помню, до чего серьезно я ко всему этому относился – я отвечал за дом, платил за электричество, следил, чтобы газон был подстрижен, и так далее. Хотя, конечно, ничего особенного в этом не было, учитывая, как часто нас оставляли на попечение соседей. Мама, вы с папой тогда все время где-то разъезжали, меняли одни джунгли и пещеры на другие. Семнадцать лет – это все-таки переломный возраст, а тогда я в первый раз оказался предоставлен сам себе, остался в доме за хозяина. Все шло превосходно. До поры до времени.
