– Мик собирается стать библиотекарем, когда вырастет, – своим громоподобным голосом провозгласил Аргайл, когда все были представлены друг другу. – Почти такая же тоска, как клеить марки или сортировать камешки, а, Дональд?
– Наклейщики марок, препараторы лягушек и сортировщики картотек дают мне сто очков вперед, – сказал Дон с широкой улыбкой. – К счастью, моя страсть бродить по болотам и сваливаться в шахты уже притупилась.
– И это не шутка, – добавила Мишель. – Только дело обстоит еще хуже. Сдвинуть его с дивана можно только посредством раскаленной кочерги.
– Вон оно что! Так вот каким способом ты мотивировала его отправиться в этот тяжелый путь?
Мишель ухмыльнулась и кивнула Дону:
– Любовь моя, повернись, нагнись и продемонстрируй дяде Аргайлу рукоятку.
– По самое не могу, – сказал Дон, слегка сжав кулак, но на него уже никто не смотрел.
Мишель принялась рассказывать историю об одной из своих самых драматичных и печально известных экспедиций в джунгли, где на множество миль вокруг не было никого, кроме ягуаров и охотников за головами. Экспедиция была организована несколькими фондами, в ней участвовали фотографы, журналисты, гиды и небольшая армия носильщиков. Возглавлял ее русский антрополог по имени Борис Каламов, заработавший репутацию на раскопках ацтекских храмов и уверявший, что у него есть документы, которые подтверждают истинность легенд о тайном городе, затерянном в самом сердце Конго. Найти Офир команде так и не удалось, зато трое носильщиков стали добычей то ли леопардов, то ли ягуаров, двое умерли, затеяв друг с другом поножовщину, а все остальные, включая вьючных мулов, чуть не погибли от дизентерии.
Для Каламова и его инвесторов экспедиция закончилась бесславно. А вот Мишель, как обычно, вышла сухой из воды и опубликовала работу, в которой прослеживала связь между местными охотниками за головами (некоторые из них, как это ни удивительно, заглядывали в лагерь дружески поболтать у огонька) и двумя другими многочисленными и далеко не столь первобытными племенами, обитающими за тысячи километров оттуда. Связь была довольно пунктирной, и рабочим муравьям предстояло еще немало потрудиться, компилируя и сличая данные, а, учитывая черепашьи темпы такой работы, должно было пройти еще несколько лет, прежде чем ее идея получила бы настоящее признание; тем не менее труды Мишель даже в последние годы ее и без того блестящей карьеры по-прежнему продолжали, так сказать, приносить плоды.
Она, конечно, работала и над третьей книгой. Ей надо было лишь слегка отвлечься от своей последней страсти – составления генеалогического древа Моков и выкроить время, чтобы напечатать рукопись. А заодно переодеться и помыть голову. Если не принимать в расчет ее элегантной и бесспорно роскошной прически для поездки к Волвертонам, по дому в Олимпии Мишель, выныривая из своей норы после долгих часов упоенной работы, ходила в образе безумной ведьмы из «Макбета». С растрепанными волосами, сумасшедшим выражением темных глаз, излучавших хаос и зловещий экстаз, с потрескавшимися и перепачканными чернилами руками, накинув на голое тело грязный потрепанный халат, а порой обходясь и без халата, Мишель в предрассветные часы шебуршилась на кухне и в кладовой в поисках пищи, точно дикий зверь.
Дон скучал по детям. Но также благодарил небеса за то, что в последние несколько лет они редко бывали дома и не испытывали терпения своей матери. Особенно Курт рисковал серьезно пострадать.
Предоставив жену, Аргайла и его друга самим себе, Дон направился в гостиную, где собралась значительная часть общества, коротая время за тихими разговорами, потом выскользнул обратно и двинулся на звук камерной музыки. Достигнув центра притяжения, Дон обнаружил себя в небольшой комнате, где собралась группа бунтарей и незаконнорожденных принцев. Дон решил примкнуть к этой компании, в которой у него были знакомые. Его появление привнесло явный дискомфорт. Многие знали Дона еще молодым и считали, что за последние годы с ним произошла разительная перемена. Он стал более упрямым и беспечным, а юмор его приобрел сардонический оттенок.
Ни один из денди, плейбоев и избалованных дилетантов, составлявших данное конкретное подмножество общественной элиты, не имел четкого представления о том, какое место занимает Дон в системе иерархии. Преобладало негласное мнение, что, несмотря на статус ничтожного олуха из среднего класса, у него слишком много связей, чтобы с ним не считаться. Сошлись на том, чтобы обмениваться натянутыми улыбками и пустыми любезностями, одновременно краем глаза ведя наблюдение за противником на предмет обнаружения уязвимого места. И потом, в силу того, что влияние Плимптона распространялось и на академические круги, разномастные профессора, администраторы и инженеры-строители свободно, хотя и с некоторой неуклюжей неуверенностью, циркулировали среди представителей знати. Эта подгруппа поглощала шампанское, сыр и копченую лососину с фанатичным пылом, исподтишка (или открыто) разглядывая декольте трофейных жен, расточающих кокетливые улыбки.
Дон уже давно научился не обращать внимания на светские ритуалы, нарастил толстую кожу, развил предусмотрительное равнодушие. Он принялся исправно принимать предлагаемые официантами напитки, что сделало атмосферу на толику более приемлемой, и вскоре окружающие стали напоминать ему причудливо расставленные заводные автоматы со стаканами «Гленливета». Они изрекали механические циничные сентенции, а блестящие безжизненные глаза вращались в орбитах, точно шарикоподшипники.
– Мистер Мельник… – неожиданно выхватило ухо Дона в общей неразберихе.
Он заметил смуглого человека с густыми усами – латиноамериканскую версию Тома Селлека, воздевшего руку в приветствии. Человек показался Дону смутно знакомым…
Смуглого мужчину вытеснила из поля зрения фигура катастрофически укуренного геодезиста из инженерных войск, после чего в комнату вплыла жена Пола, Наоми Волвертон, величественная, как королева Виктория, в своем строгом траурном платье, с утонченно-трагическим выражением лица. Для полного сходства не хватало только тиары и скипетра. Она помахала Дону, находящемуся на пересечении вербального огня между человеком в дурно пошитом твидовом пиджаке, по виду профессором истории, и стоящим чуть ли не за городским пределом Мелвином Редфилдом, плодовитым поэтом и наследником рода Редфилдов из округа Пирс, владевших такой большой долей этого самого округа, что ее хватило бы на отдельный штат. Преждевременно поседевший Мелвин некогда был капитаном школьной бейсбольной команды, а ныне являлся профессиональным транжирой. Его голос всегда отличался пронзительностью, и никакое количество «Хеннесси» не могло его приглушить.
– Боже мой, Дон, с тобой все в порядке? – Наоми сморщила нос в притворном ужасе, глядя, как он ковыляет в ее сторону.
Дон небрежно отодвинул плечом журналиста «Спокан Стар» и его спутницу, длинноногую блондинку, одетую так, словно ее в полном боевом обмундировании доставили из местного эскорт-агенства, и приложился к облаченной в перчатку руке Наоми Волвертон, вдохнув при этом аромат сирени. Губы Дона были онемело-резиновыми, так что ему показалось, будто он прикоснулся ртом к деревяшке. Он подмигнул:
