Дон потер онемевшую щеку и постарался выкинуть из головы неприятную мысль, что такие происшествия – это уже закономерность в их с женой отношениях. Он вскарабкался на третий этаж и заглянул в отведенные им декадентские покои, где, как и следовало ожидать, обнаружились их с женой сумки, сложенные у разобранной кровати. И никаких следов Мишель. Он отправился назад и снова принялся бродить по комнатам, заставляя всех умолкать при одном взгляде на его бесконечно изможденную физиономию и налитые кровью выпученные глаза – лицо пьяницы.
Гости, которых он спрашивал, не видели ли они Мишель, реагировали на его вопрос таким непроницаемо нейтральным выражением лица, что это начинало действовать Дону на нервы, но как-то смутно – сказывалось действие выпивки и травки. Проблуждав пятнадцать минут, он смог лишь выяснить у кого-то из обслуги, что мистер Арден с шофером уже удалились в свою комнату.
Поднявшись по спиральной лестнице с мраморной каннелированной балюстрадой, Дон пересек площадку, выложенную мрамором с золотыми прожилками. Резкий запах марихуаны пощекотал ноздри. Впереди и слева кто-то шевельнулся, скрытый тенью, толкнул узорчатую кроваво-красную дверь и исчез.
На стенах, как в музее, красовались плакатного размера фотографии выдающихся представителей семейства Волвертонов. Зал казался пустым, если не считать фотографий и деревьев в кадках, Дон проследовал дальше и вошел в просторную сумрачную галерею.
Вдоль одной из стен выстроились высокие застекленные витрины, доходящие до сводчатого потолка. Стекло казалось толстым, и неярко мерцавшие в основании витрин крохотные лампочки, похожие на те, что устанавливают в салонах авиалайнеров, скорее намекали на свет, чем действительно что-либо освещали. В первых двух стендах помещались макеты двух безлистных деревьев. Под одним из них застыло весьма натурально выглядящее чучело барсука, на ветвях другого сидело несколько крупных крючконосых птиц. Оба вида были Дону незнакомы, но он определил их как вымершие. Их облик говорил о принадлежности, как минимум, к каменному веку, а то и к еще более глубокой и темной древности.
Содержимое следующей витрины заставило Дона похолодеть. Подвешенная на тонкой, почти невидимой проволоке, его глазам предстала кожа какого-то человекообразного существа, вычищенная и выложенная для обозрения, словно содранная единым махом с мяса и костей ее бывшего обладателя. Глазницы, ноздри, широкий провал рта; грубые жесткие волосы, густо покрывающие изгиб груди и живота. Рядом разложены снабженные этикетками копья с грубо обработанными кремневыми наконечниками.
Табличка оповещала, что существо было найдено в пещере к северу от Нью-Йорка в 1949-м. Что было невозможно, а значит, все это мистификация, трюк в стиле Барнума, рассчитанный на одурачивание простачков. Стандартный набор – медиумы, обрабатывающие богатых знаменитостей, спиритические сеансы, облапошенные до потери остатков разума клиенты; все эти штучки берут начало в эпохе Эдварда, если не раньше. Возможно, Коннор Волвертон не так богат, как кажется при виде его поместья. Он не первый аристократ, у которого есть зáмок, но не хватает золота для оплаты коммунальных расходов. Такие люди не жалеют сил и идут на всевозможные ухищрения, чтобы срубить денег и при этом сохранить иллюзию королевской роскоши.
Дон медлил, завороженный зрелищем. От одного взгляда на эту кожу, высушенную, но при этом казавшуюся странно плотной и тяжелой, по коже ползли мурашки, несмотря на его уверенность в том, что это фальшивка. Мишель как-то упоминала, что в доме есть музей. Интересно, видела ли она этот экспонат? Если да, то Дону очень хотелось бы узнать, что она по этому поводу думает.
Запах травки усилился, и Дон заметил Бронсона Форда, сидящего по-турецки на полу в тени тяжелого дубового стола. Над головой мальчика клубилось облако дыма, придавая его лицу еще большую загадочность, чем обычно.
– Привет, Бронсон. Вот неожиданная встреча.
Бронсон Форд рассмеялся. Он бросил окурок в керамическую, предположительно тибетскую вазу, вскочил на ноги и направился к Дону какой-то странной походкой, дерганой, но при этом быстрой. Он постучал по стеклу витрины:
– Это не подделка, – голос его был похож на стариковский и словно заржавел от долгого неупотребления. – Эти люди, эти агенты… Вам с ними не стоит разговаривать, – он ухмыльнулся, и Дон увидел его черные раскрошенные зубы. – Мои собратья до них скоро доберутся. Можете не сомневаться.
– А еще травки у тебя не найдется? – спросил Дон.
После того как Бронсон Форд извлек еще один косяк, прикурил его, и оба как следует затянулись, Дон протер глаза, удивленный неожиданной тусклостью освещения и размытостью деталей обстановки, на фоне которой мальчик – или кем он там на самом деле был – напротив, стал выглядеть четче и резче.
Но гораздо сильнее и на более глубоком уровне, Дона беспокоило в Бронсоне нечто другое, не поддающееся определению. Дон не припоминал, чтобы ему приходилось употреблять слово «зло» по отношению к кому-то, кого он едва знал, но здесь это определение так и просилось на язык. Зло сквозило в ухмылке Бронсона Форда, в блеске его глаз, в недоброй веселости его тона. С этим осознанием пришло и другое: Дон обратил внимание на пустоту галереи и изолированность ее расположения; они могли бы с равным успехом восседать на пеньках вокруг костра где-нибудь в глуши.
Бронсон Форд взглянул на экспонат, и его лицо озарилось светом какой-то святотатственной радости:
– Они сняли с него кожу и носили ее. Это не совсем кожа. Скорее, шкура. Да. Они сделали костюм из его шкуры, как мой собственный народ когда-то делал одежду из шкур львов. Как мой народ носил плащи из львиных шкур и украшения из их клыков и когтей. Да, да.
– Они?
– Они-они. Дети Старого Червя.
– Дети чего? Что это за племя?
В это мгновение, в попытке восстановить душевное равновесие и хоть как-то контролировать ход разговора, Дон почувствовал себя как человек, отплывший далеко от берега, бросивший наконец взгляд назад и обнаруживший, что течение давно увлекло его в холодную бездонную пучину. Это все дурь, это она делает из твоих мозгов кашу. Утром ты проснешься и поймешь, что весь этот вечер был одним большим развесистым глюком.
– А вы что, не знаете? Вы разве не поэтому приехали? Все это для особых людей.
– Нет, малыш, я правда не знаю. Кто эти «дети»?
– Друзья мамы с папой, – Бронсон Форд перескочил к следующей витрине и нажал на кнопку. Завеса разъехалась в стороны, и вспыхнули слабенькие огоньки подсветки. – Подводная пещера около Шетландских островов, весна 1969-го.
– Бронсон, чувак, ты меня пугаешь, – сказал Дон, и не преувеличивал.
Объект, выставленный в этой витрине, при жизни был четвероногим чудищем огромных размеров – медведем, небольшим слоном, жирафом. Дон не мог определить точнее, поскольку его восприятие объекта менялось, как картинки в калейдоскопе, – три или чуть больше метров в высоту, метр в ширину, несколько конечностей, удлиненная шея, мощный торс крупного обитателя суши, внушительного объема череп. На проволочных подвесах была растянута еще одна кожа, точнее, в данном случае – шкура. Черный мех резко выделялся на молочно-белом фоне. Медведь, освежеванный таким же волшебным образом, как и кроманьонец, – нет же ничего плохого в ремесле таксидермиста или меховщика… Дон покрылся испариной, шкура животного словно росла на глазах, нависала над головой.
