Покурив и утолив жажду, группа двинулась дальше.
2
Наконец они прибыли к месту, где предполагалось разбить лагерь, – к тенистой поляне у подножия выстроившихся в ряд кленов, метрах в десяти от пруда, кишевшего мальками и форелью. За те годы, что они тут не бывали, поляна порядочно заросла, и они вчетвером принялись притаптывать кусты и расчищать костровище, окруженное кольцом камней. Как он ни сопротивлялся, на него все же нахлынули воспоминания о том, как они с Мишель и детьми приезжали сюда рыбачить, травить байки у костра и рассматривать бескрайнее море звезд над головой в телескоп, который он разыскал на чердаке и брал с собой в эти вылазки. Пока Курт с Доном ставили палатку, Хэнк собирал сучья для костра. Аргайл, как и полагалось эксперту, контролировал процесс. На ужин была свинина с бобами и пол-ящика импортного пива.
Бархатная темнота ночи окружила крошечное пятно света. Повеяло холодом, влажный ветер зашуршал ветвями деревьев и взметнул листву. Аргайл объявил, что ему нужно пораньше лечь спать, и отправился на боковую. Хэнк, с раскрасневшимся от усталости и пива лицом, последовал его примеру через несколько минут.
Курт сказал:
– Похоже, Винни собирается меня бросить. Сначала мне показалось, что она закрутила с кем-то роман. Мы еще и двух лет не прожили вместе. Но это не так мало. Она же все время одна… ее работа в колледже – она помогает китайским детишкам, которые плохо владеют английским, – это только полставки. Я же работаю по пятьдесят-шестьдесят часов в неделю. Каждый месяц я уезжаю дней на десять. Индия, Азия, ну ты знаешь. Куда пошлют. У нее много свободного времени. Скука и одиночество – плохая компания.
Дон поворошил угли палкой и промолчал. Застонал ветер, и мрак вокруг них зашевелился.
Курт заговорил снова:
– Винни начала вести себя странно несколько недель назад. Если я неожиданно возвращался домой, то мог ее не застать. Она стала задерживаться на работе. Один раз я застукал ее посреди ночи, когда она говорила с кем-то по телефону. Я выпил, ну так, слегка. Проснулся и пошел отлить, вижу: ее нет в кровати. Я был никакой, но решил отыскать ее и обнаружил в кабинете, она что-то шептала в трубку. Я толком ничего не расслышал, а она уже заканчивала разговор. Я успел забраться в постель и притвориться спящим, прежде чем она на цыпочках вернулась в спальню. Она мне об этом так и не рассказала. Я расстроился, но отношений выяснять не стал. Вместо этого перехватил телефонный счет, когда он пришел, хотя обычно она сама занимается такими вещами. Знаешь, куда она звонила?
– В Гонконг?
Курт повернулся к нему, не сдержав смеха:
– Неплохо, мистер Юморист. Ты просто настоящий Джордж Бёрнс
[101]. Она звонила сюда. Три раза, посреди ночи, с интервалом, возможно дней пять. Ты ведь с ней не разговаривал?
– Нет. Ты уверен, что это не ошибка?
– Уверен. Она звонила маме.
Дон нахмурился. Он не помнил, чтобы Мишель с кем-то разговаривала в такое время. С другой стороны, он обычно спал как убитый, а ее сотовый был всегда в режиме вибрации – привычка человека, которому приходится высиживать бесконечные собрания и отчетные заседания, на которых присутствуют официальные лица, нетерпимые к помехам любого рода.
– Зачем ей звонить твоей матери? Они разве близки? Она ни разу не дала понять, что они общались за рамками ваших визитов.
– Я не знаю. Они что-то такое затевают.
– Возможно, это заговор, – сказал Дон, пытаясь снять напряжение.
Над этой остротой Курт смеяться не стал:
– Я думал об этом. По долгу службы мне приходится обращать внимание на странности в поведении. Я работаю с людьми и часто проверяю сотрудников. Мы имеем дело с чрезвычайно секретными данными, поэтому, как ни банально это звучит, должны защищать себя от промышленного шпионажа. Нам, черт побери, уже приходилось пострадать от правительств других государств. Так что должен тебе сказать, что у меня глаз наметан на выявление подозрительных личностей. Винни и мама… они меня беспокоят.
– Господи ты бо… Так вот почему ты согласился помочь мне избавиться от этого хлама. Чтобы поговорить без свидетелей. Ну ты даешь, сын.
– Угу. Я хотел услышать твое мнение. Родители Вин были счастливы сбыть ее с рук.
– Вот как?
– Да, пап. Я думал, возникнут сложности, у ее предков большие связи; боялся, они решат, что я не дотягиваю до ее уровня. Ее отец открыто заявлял, что терпеть не может американцев. На банкете, устроенном в нашу честь, он присоединился к тосту только после того, как один из его начальников строго на него посмотрел. Видел бы ты его физиономию – морщился так, словно пил уксус.
– Ну, может быть, ты покорил их фирменным шармом Мельников. А может, они хотели заполучить твои денежки – ты же все-таки мистер Большая корпоративная шишка, – подмигнул Дон.
– У ее родителей денег куры не клюют. Они буквально выставили ее за двери. Винни ни слова не сказала по этому поводу. Думаю, просто молча записала на их счет. Я, пап, в этот счет боюсь даже заглядывать.
– А может, она корпоративный шпион? Вышла за тебя замуж, чтобы воровать секреты. Хитрый ход.
– О боже! Лучше не шути на эту тему.
Дон вздохнул:
– А еще это смахивает на мелодраму. Разве твоя компания не устроила ей проверку? Господи, я как вспомню все эти вопросы, на которые мы с твоей мамой должны были отвечать, чтобы ты получил эту работу…
– Да ладно, какой она шпион?! У меня просто назревает семейный кризис.
– Но зачем твоей матери о чем-то с ней тайком договариваться… и принимать ее сторону? Это совсем на нее не похоже.
Курт кивнул, точно пытаясь убедить себя в некоей сомнительной теории:
– Ну я не знаю. Может быть, Вин нужен был совет в каком-то семейном вопросе. Может быть, она переживает из-за беременности. Когда мы в прошлый раз приезжали – когда я разбил голову… лунатизм тут ни при чем, – он залпом допил остаток пива и стал перекатывать пустую бутылку в своих больших ладонях. – Я в последнее время довольно чутко сплю. Вин встала, чтобы сходить в туалет или еще зачем-то. Я спустился вниз попить воды, шел в темноте буквально на ощупь. Из-под двери маминого кабинета пробивался свет свечи. Они разговаривали вдвоем, о чем – я не знаю. Может, обо мне. Так или иначе, я подумал: ну и ладно, хочет Вин поплакаться на мамином плече – ради бога. Я пошел на кухню, напился воды.
– А что случилось с твоей головой?
Дону стало не по себе. Ему не понравился лихорадочный блеск Куртовых глаз.
– В этом-то вся загвоздка – я не помню, чтобы ударялся головой, когда падал. Может быть, удар вызвал частичную потерю памяти. Комната поплыла у меня перед глазами, и я вырубился. Когда я пришел в себя, то лежал в теплице, а надо мной склонилась мама, которая окликала меня по имени. Это странно, пап. Очень странно. Дело в том, что мне эта сцена все время снится, и во сне меня кто-то тащит. Берет за воротник пижамы и волочит по полу. И еще я слышу хихиканье и перешептывания.
