– Каламов… Я думал, его карьере пришел конец. После того фиаско…
– Он живуч, как таракан. Его трудно прикончить. Все время приползает обратно. Его однажды пытали дикари. Он выжил, чтобы рассказать об этом.
– Любовь моя, ты мешаешь настроиться, – Дон попытался вырваться из ее железной хватки, но безуспешно. С возрастом его силы убывали, а у нее лишь прибавлялись.
– У меня с настроем все в порядке, – она лизнула его в ухо и снова задвигалась.
Потолок у нее над головой утратил четкие очертания.
– Дон, твои волосы начинают седеть. Целая прядь вдоль пробора. Когда это случилось? Та-ак сексуально.
Он предпочел оставить вопрос без ответа. Даже тень Бронсона Форда, ростом под потолок и с акульим выражением лица, не могла испортить момента.
Когда все закончилось, гениталии Дона чувствовали себя так, словно ими гоняли в футбол. Отдуваясь, он спросил:
– А что за ритуал? Надеюсь, не плодородия, а то я буду ревновать.
– Я не знаю, как они это называют, – ответила она. – Это посвящение в старицы. В некотором смысле.
– А что такое «посвящение в старицы»?
– Не езди в «Слэнго».
Он прочистил горло и замычал «Крошка, пожалуйста, не уходи»
[104].
Когда Мишель отплыла в царство снов, он встал и пошел в туалет помочиться. На дорожке, ведущей к их двору, мигнул огонек. Дон сощурился, пытаясь различить хоть что-нибудь в кромешной темноте. Огонек вспыхнул снова – карманный фонарик в такси или машине, припаркованной рядом с их домом. Дон застыл, не зная, что делать. Мгновение спустя машина тронулась с места, не включая фар, задом выехала на дорогу и исчезла в ночи.
На следующее утро Мишель улетела в Сибирь. После этого все изменилось.
2
Дон прибыл в аэропорт Олимпии, когда ночь уже начала заползать обратно в свою нору. Между моментом выключения будильника и подъема по трапу частного самолета компании в сознании Дона пролегла снежная целина, и, пытаясь проникнуть мысленно под ее покров, он испытывал чувство дезориентации.
Стоя на верхней ступеньке платформы, он бросил взгляд через плечо на покрытую гравием автостоянку, изгибавшуюся дугой перед зданием радиорубки и строем бежевых ангаров, серо-голубых в рассеянном свете зари. Он начал высматривать среди машин свою и не нашел ее – а, стоп! Его привез Ронни. В памяти Дона сразу всплыло утреннее ток-шоу, прямой эфир из Сиэтла; выцветший и засохший освежитель воздуха, болтающийся на зеркале заднего вида; термос кофе со шнапсом на консоли между креслами; оползень и красные огни мигалок. Его снова охватило смятение. Из темноты салона выплыли руки в белых перчатках и вежливо втянули Дона внутрь, развеяв лоскуты и обрывки его подозрений, как облако взметнувшейся пыли.
Самолет, четырехдвигательная модель, произведеннный, судя по его виду, где-то в пятидесятых, был укомплектован баром и молоденькой стюардессой по имени Лиза, чье предположительно хорошенькое личико было скрыто под толстым слоем косметики. Помимо Дона, в салоне было еще трое пассажиров.
Дон опознал каждого по списку, распечатанном для него ранее секретаршей Уэйна, а те, в свою очередь, были поставлены в известность о его роли специального представителя, откомандированного начальством, чтобы взмахнуть кнутом и навести порядок. В компаньоны Дону достались чудаковатый престарелый юрист по имени Джоффри Пайк; доктор Джастин Раш, лощеный джентльмен с блестящими волосами и улыбкой Супермена, и крутой археолог из Оклахомы Роберт Ринг, худой, высокий и атлетичный мужчина, уверявший, что одним из его предков был некий изгнанный с родины известный представитель китайской знати. Лет на пять моложе Дона, Роберт Ринг выглядел как модель журнала «Охота и рыбалка» – клетчатая рубаха, вельветовые брюки, сильный загар, приобретенный явно не в солярии, а скорее на лыжной или велосипедной трассе, а может, доставшийся в наследство от королевских предков. Его рукопожатие внушало трепет.
Лиза разнесла кофе и булочки, и, пока экипаж готовился ко взлету, четверка пассажиров развлекалась беседой. Каждый ехал в лагерь «Слэнго» с определенной целью. Пайк должен был отклонить претензии Бюро земельных отношений. Раш ехал для оказания медицинской помощи членам команды. Двое геодезистов страдали от бактериальной инфекции, а третий потянул лодыжку, исследуя карстовый разлом; происшествия вполне рутинные, даже менее серьезные, чем обычно, – в таких дальних экспедициях несчастные случаи, порой весьма драматичные, были делом обычным. Рингу предстояло проверить безопасность нескольких построек и т. п.
Построек? Дон навострил уши. Никаких исторических объектов на летучках не упоминалось, хотя, конечно, это не касалось его сферы деятельности. Он спросил Ринга, не были ли эти здания развалинами лесозаготовительного пункта, который, подобно своему более известному собрату – пропавшей колонии Роанок, также сгинул в туманах истории.
Поскольку Бим и Бом намекнули, что история лагеря проходит под грифом служебной тайны, Дон провел собственное небольшое расследование. В конце осени 1923-го с лица земли исчезли две сотни мужчин, женщин, детей и животных. Пропали даже хижины и оборудование, включая грузовые вагоны поезда. В отличие от таких случаев массовых исчезновений, как Роанок, или разных происшествий военного времени, ситуацию со «Слэнго» нельзя было объяснить простыми причинами – рейдами воинственных индейцев, атаками вражеских сил или морскими штормами. Подходящих сложных объяснений тоже не нашлось. До прошлых выходных и оброненных предполагаемыми агентами Нацбеза темных намеков Дон нечасто вспоминал об этом происшествии. С такими исходными данными, которыми он располагал, вряд ли можно было что-нибудь сделать, кроме как покивать с умным видом и процитировать «Гамлета». Сидя теперь в кресле готового взлететь самолета и прислушиваясь к реву двигателей, на расстоянии одного-двух часов лета от легендарного места, Дон чувствовал, что его бурное воображение уже начало шевелиться, радуясь возможности размять мышцы.
Ринг не спешил делиться деталями. Он загадочно улыбнулся и сменил тему, умудряясь продемонстрировать одновременно пренебрежение к собеседнику и грубость манер. Он похвастался своим теннисным кортом с покрытием из красной глины на юге Италии, бывшей девушкой-супермоделью, коричневым поясом по джиу-джитсу, высказал презрение к низким социальным навыкам инженеров и геологов, за исключением, само собой, присутствующих. Дон мысленно решил, что его симпатии этот тип не дождется.
Когда они взлетели, выяснилось, что самолет пролетит транзитом через аэропорт рядом с Портлендом, где заберет оборудование, после чего им предстоит сорокаминутное возращение обратно в Вашингтон и на полуостров Олимпик. Дон пережил неприятный момент, уже пристегнув ремень и чувствуя, как самолет постепенно набирает высоту. Он на несколько секунд закрыл глаза, пока гравитация вдавливала его в мягкую обивку кресла, а когда снова открыл их, то увидел, что за стеклами иллюминаторов сгущается мрак. Темнота разливалась, как сироп из опрокинутой бутылки, как кровь, хлещущая из поднятых ворот шлюза. Когда чернота достигла его окна, Дон наблюдал, как намерзает на стекле лед со звуком скребущего по кости ножа или трескающихся от чудовищного жара камней. На ониксовой поверхности иллюминатора отразилось какое-то движение: в соседнем ряду беззвучно распахнулась дверца багажной полки; заблестела мембрана внутреннего покрытия, похожая на сосудистое сплетение, основная часть которого скрывалась в глубокой тени.
